Млечный путь
(все рисунки: Алексей Котляр)
Часть I. В зале.
Театральные впечатления.
На концерты и спектакли меня начали водить прямо с горшка. Сейчас трудно вспомнить последовательность и точные даты посещённых мной с родителями мероприятий, поэтому где-то до 1971 года будет всё в кучу. Итак:
Государственный Центральный театр кукол под руководством очень уважаемого мной Сергея Владимировича Образцова. Для Пензы это было событием, и с тех пор, кажется, этот театр больше не баловал наш город своими посещениями. Равно, как и многие другие артисты и коллективы, о которых пойдёт речь дальше. Помню, что класс наш водили на детский спектакль «Али-Баба и 40 разбойников», но это обошлось без меня. Я другое смотрел, взрослое. Не всегда и не всё понимал, конечно, но смеялся вместе со всеми. Это были спектакли «Необыкновенный концерт» и «Под шорох твоих ресниц». Первый из этих знают, наверное, все, а второй менее известен. Это была пародия на голливудский кинобизнес, с музыкой А.Цфасмана. Родители хотели было взять меня на третий спектакль – «И-го-го!», но администраторы филармонии погрозили пальцем, и сказали, что это мне совсем уж не по возрасту.
Сцена из спектакля "Необыкновенный концерт"
Спустя несколько лет на сцене Драмтеатра я увидел двух артистов-кукловодов, отколовшихся от Образцова и создавших свой проект. Это были Наталья Степанова и Игорь Дивов. Вдвоём они работали довольно успешно, народ в зале покатывался со смеху и рукоплескал. Помню, что спектакль назывался «Смеяться, право, не грешно», автором был Михаил Ножкин, музыку написал Геннадий Гладков, а на сцене присутствовал ещё третий человек – музыкант, аккомпанировавший дуэту артистов на рояле и гитаре.
Приезжал к нам из Саратова эстрадный театр «Микро», где главным (если не единственным) артистом был юморист Лев Горелик. На уровень Райкина он, конечно, не тянул, но мне это событие запомнилось совсем по другому поводу. Я впервые увидел и услышал, как играют на электрогитаре! Горелик привёз с собой ансамбль, который «разбавлял» его программу и давал возможность артисту отдохнуть. Помню даже фразу: «А сейчас мы вновь переносимся в гитарный цех, где солирует Александр Ивлиев». Само качество игры и репертуар не помню.
Таинственный Вольф Мессинг работал на сцене Филармонии. Говорил он как-то очень тихо и неразборчиво, поэтому рядом с ним на сцене торчала тётенька-ассистент, переводившая его речь на понятный язык. Особого впечатления его психоневрологические фокусы на меня не произвели. Может быть, не дорос ещё и не понял, но вообще-то я потом ещё несколько раз видел разных гипнотизёров, и результат был такой же. Наверное, это не моё…
Практиковались и приезды столичных киношных и театральных артистов в наши края. Использовали их по-разному. Вот, например, на одном из концертов, приуроченных к очередному всенародному празднику, на сцену Драмтеатра вышли Лидия Смирнова, Константин Сорокин и Николай Рыбников. Что исполняла Смирнова, я не помню, но народ в зале искренне восхищался её «законсервированностью» в смысле внешнего вида. Дама, на самом деле, не менялась внешне с довоенной поры, когда ещё только начинала сниматься в кино. Сорокин исполнил отрывок из «Тихого Дона», заставив публику валяться от смеха, а Рыбников, естественно, спел «Не кочегары мы, не плотники».
Значительно позже, уже в 90-е годы, мне довелось посмотреть в ЦДИ выступление Александра Михайлова и Юрия Соломина. Были и выступления артистов перед сеансом в кинотеатрах, ничего высокохудожественного они не предлагали, просто трепались о своей «тяжкой» судьбе и рассказывали всякие байки из киношной жизни. Естественно, после ухода со сцены Владимира Коренева демонстрировался фильм «Человек-амфибия», а Александр Демьяненко делился воспоминаниями перед «Операцией Ы». А вот Михаил Ножкин приезжал уже с полноценным концертом, состоявшимся на сцене Драмтеатра. Читал стихи, пел, рассказывал, отвечал на записки из зала и даже в одной песне что-то пританцовывал.
И ещё один вариант лицезрения столичных знаменитостей существовал. Это когда приглашали актёров московских театров поучаствовать в спектаклях местного Драмтеатра. А что? Если в Малом, допустим, играют тот же спектакль, что и у нас, то вот вам и карты в руки. Роль специально учить не надо, он её и так знает. Приехал, разок днём прорепетировали, а вечером на сцену. Народ валом валит, театр план даёт. Таким вот образом и смотрел я звёзд первой величины: Александра Калягина, Игоря Костолевского, Евгения Евстигнеева, Юрия Яковлева. Кстати, наши артисты на их фоне совершенно не выглядели лицедеями второго сорта. Помню ещё, что зрители утирали слёзы и держались за животы во время спектакля какого-то венгерского драматурга «Тоот, другие и майор» с Олегом Табаковым в роли этого немецкого майора. Спектакль сам по себе ерундовенький, и держался только за счёт антифашистской темы. И наш театр с этим спектаклем никак не мог заманить зрителей. Но когда молодой и озорной Табаков выскочил на сцену в кальсонах и начал палить во все стороны из пистолета – это было нечто неописуемое. А его выпученные глаза, когда он из последних сил держался возле запертого туалета? Надо было видеть. Потрясающе…
Отдельно хочу сказать об одном из череды просмотренных спектаклей. Это была постановка по рассказам Зощенко и называлась она «Коварство. Деньги. Любовь», рассчитанная всего на четверых актёров. Там так и было – три части по разным произведениям. Казалось бы, простой халтурный вариант, не требующий особых усилий, для катания по деревням с целью зашибить деньгу… Но на каком уровне!! Это детище театра имени Вахтангова я видел дважды с интервалом в 10 лет. Оба раза публика корчилась в конвульсиях от смеха и кричала «браво!» То есть успех был стабильным. Единственным отличием первого просмотра от второго была замена актрисы. Вместо Людмилы Целиковской вполне достойно с той же ролью справлялась Алла Ларионова. Остальные же трое – Михаил Воронцов, Марианна Вертинская и режиссёр этого действа Вячеслав Шалевич – не менялись. И работали с блеском.
Воспитание академизмом.
Конечно, во многих случаях я слабо понимал, куда меня привели и зачем мне это надо. Только спустя годы стало понятно, что (и кого!) мне довелось увидеть, и чего я больше уже никогда не увижу. Одним из таких явлений был Государственный академический русский хор, которым дирижировал сам Александр Васильевич Свешников, перечисление титулов и регалий которого может занять целую страницу. Как сейчас помню то безобразие, которое я сотворил на концерте. Сидели мы примерно на десятом ряду слева в зале филармонии, в кармане у меня была игрушечная машинка, которую я с середины концерта вытащил и потихоньку стал забавляться. Поскольку подходящей площадки для устраивания авторалли не было, то машинка ездила по моим же коленям, рукам, животу, и добралась, наконец, до лица. Я задрал голову, а машинку поставил на нос и отпустил руки. Некоторое время автомобильчик сохранял равновесие, но потом сорвался, упал мимо рук и покатился по наклонному полу вперёд к сцене. Был как раз финал очередной песни, Свешников в это время убрал звучание хора до пианиссимо, по затаившему дыхание залу лилась со сцены едва слышная волшебная музыка… И тут в заключительный аккорд произведения влетел скрежет и визг несмазанных колёс. Представляете картину? Я, конечно, получил заслуженный подзатыльник, а машинку моему отцу после закрытия занавеса вернул какой-то дядька с первого ряда, которому она уткнулась в ботинок.
Государственный академический русский хор, дирижёр А.В. Свешников
Ещё на том же концерте запомнился один маразматический дяденька, который под конец выперся на сцену, поклонился жопой в зал и стал толкать благодарственную речь «от имени общества». Свешников терпел это очень долго, хотя в зале уже стали высказывать недовольство. Дядька хотел быть в центре внимания и даже не ушёл со сцены после окончания своего доклада, а встал сбоку у кулисы. Свешников пытался ещё что-то исполнить « на бис», но публика в зале громко требовала прекратить издевательство и кощунство. «Сидорова уберите со сцены!» - кричал мой папа громче всех. Дирижёр приложил палец к губам и сделал примирительный жест рукой. Слушатели получили ещё несколько минут наслаждения, хотя тупой и упрямый Сидоров продолжал осквернять сцену своим присутствием.
В тихие и спокойные доперестроечные годы (они же по версии либералов проклятые тоталитарные) каждое лето к нам в Пензу приезжали театры из других городов. То есть наш театр отправлялся в турне, а пустующую сцену занимали гастролёры, преимущественно оперные или опереточные.
Однажды даже понадобилось участие нашего хора мальчиков. У композитора Жоржа Бизе в его опере «Кармен» есть сцена, где мальчишки бегут за марширующими солдатами и поют соответствующую песню. Обычно это место выбрасывается за неимением подходящих исполнителей. И тут вдруг на тебе! – оказывается, в городе есть хор мальчиков. А ну-ка, давайте его сюда. Поскольку дело было летом, то собрать весь хор не удалось, только тех, кто не уехал в лагерь или деревню, а парился в городе. Ну, не беда. Хватило и этих. Я лично в процессе не участвовал по причине малолетства, а кому-то крепко повезло в юном возрасте выйти на профессиональную сцену.
Группа Пензенского детского хора мальчиков Москва. 1961 год. Впереди Вячеслав Петров.
Каждый театр привозил по десятку спектаклей. А если ещё учесть, что за лето нас посещали 2-3 труппы, то впечатлений было очень много. Перечислить все посещённые мной оперы и балеты я сейчас просто не в состоянии. Не получится даже составить список театров, которые нас баловали своим вниманием. Причём спектакли были полноценными, с костюмами, декорациями, хорами и оркестрами. Никаких, конечно, фонограмм, под которые стали приезжать балетные труппы в постсоветское время. Да чего там говорить, даже в нашем совершенно не оперном театре был свой небольшой оркестрик, который сопровождал некоторые спектакли.
Бывали, конечно. и казусы. В финале оперы М.Глинки «Иван Сусанин» статист в роли князя Пожарского решил выехать на настоящей лошади. Реализм, понимаете ли… Небось, на ипподроме одолжили. И вот, когда хор изо всех сил грянул «Сла-авься, славься ты, Русь мо-оя!», гнедая артистка подняла хвост и навалила кучу. Прямо по центру сцены в двух метрах от головы дирижёра, торчащей из ямы. Я ему не позавидовал, но маэстро мужественно довёл спектакль до конца.
Кремлёвский Дворец Съездов я посещал дважды. Первый раз в 1980-м году по пути в Ленинград. Пошли мы туда не ради высокого искусства, а больше из любопытства – посмотреть само здание. Да, сооружение, конечно, не рядовое. Построенное в хрущёвские времена, и совершенно не вяжущееся с церквями и царскими палатами вокруг, оно до сих пор поражает своими циклопическими размерами. Впрочем, к шокирующему архитектурному несоответствию давно уже привыкли. А смотрели мы там Новосибирский театр оперы и балета, прибывший удивлять Москву очень приличным для периферии уровнем мастерства. Запомнился момент, когда оркестр, отыграв увертюру, медленно поехал со сцены вниз, в оркестровую яму на опускающейся платформе. А дирижировал всем процессом Юлий Факторович, который учился с моими родителями в Саратовской консерватории.
Повторное посещение КДС состоялось осенью 1985 года. Тогда нас с главным инженером Дворца пионеров отправили в Москву за мебелью для строящегося нового здания. Роль пронырливого снабженца у меня не очень получалась, но я старался. Мы бегали по всяким фабрикам и комбинатам, подписывали кипы бумаг, созванивались с начальством и грузили отпущенную нам мебель в огромные фуры. Глядя на наш энтузиазм, мужики на фабричном дворе спрашивали: «Ребята, вы не из Саранска будете?» - «Не-е, мы из Пензы. А чего?» - «Да только мордва умеет мебель для двух машин в одну запихивать». Жили мы в гостинице «Россия», где любимым занятием у нас было поедание пирожных в буфетах. По вечерам мы пялились в телевизор, где нам объясняли, как мы скоро заживём райской жизнью благодаря лысому супругу Раисы Максимовны, и смотрели новое кино про поиски недобитых фашистов. Иногда мы ещё охотились на тараканов, которые, видимо, от сознания своего столичного происхождения и прописки напротив Кремля, вели себя вызывающе нагло. И вот как-то, устав от однообразного проведения вечернего досуга, я взял билет в КДС на концерт хореографического ансамбля «Берёзка». Продавщица в ГУМе торговала одновременно билетами в театры и только что появившемся в продаже заморским химическим напитком «Фанта». Оранжевую газировку я выпил, билет сунул в карман и ринулся в Кремль.
На сей раз оркестр никуда со сцены не уезжал, а сразу же заиграл из своего полуподвального помещения. На этом концерте я услышал в оркестре звучание челесты, чего мне раньше никогда не доводилось. Ну, само собой, в антракте, дабы не оторваться от народных масс, я пошёл в буфет за бутербродом с красной икрой. Впечатление от концерта осталось очень хорошее, а наутро мне опять пришлось ехать в подмосковный город Истра для получения мебельной фурнитуры из рук некоего Левона Сумбатовича.
Ансамбль "Берёзка". "Сибирская сюита".
Списанный по возрасту из оперного театра Борис Штоколов приезжал к нам петь романсы в 1984-м году. Полусонное, с опорой на рояль, исполнение «вишнёвых шалей», «калиток» и прочих хитов XIX века вводило в экстаз публику, средний возраст которой наводил на мысли, что эти люди помнят ещё русско-японскую войну. Я как-то чувствовал себя инородным телом на этом сборище престарелых поклонников жанра романса, но досидел до конца из интереса и уважения к именитому исполнителю. После концерта я прошёл за кулисы и увидел выброшенные и растоптанные цветы, несколько минут назад с благодарной улыбкой принятые Народным артистом СССР из рук восторженных почитателей. Стало как-то неловко…
2008 год. Совершенно серьёзный концерт в несерьёзном месте. А именно Оркестр Юрия Башмета в нашем цирке. Ну, народу, конечно, под завязку, причём половина из них о Башмете и понятия не имела, просто пришли, так сказать, отметиться, «поставить галочку», чтобы потом можно было в компании сказать: «Да видел я этого Башмета. Так себе…». Людей, понимающих в музыке, тоже было немало, хотя, уверен, опять же половина из них с трудом ответит на вопрос, на каком, собственно, инструменте играет их кумир. Говорю так, потому, что знаю многих пианистов, не отличающих валторну от трубы. В центре манежа для оркестра построили площадку, выглядевшую на манер боксёрского ринга. Концерт был не очень длинным, под занавес они сыграли в угоду публике что-то очень косвенно напоминающее джаз, отчего неискушённый в этом жанре народ завизжал, перекрывая восторгом бесконечное пиликанье мобильных телефонов. Люди, понимающие в джазе, наоборот, поморщились. Нет уж, мил человек, коль ты силён в Моцарте, Гайдне и Вивальди, то вот их и играй со сцены. А эту самодеятельность, хоть она и как бы высочайшего исполнительского уровня, оставь для всяких капустников и междусобойчиков. На крайний случай так можно подурачиться в новогоднем телешоу. А тут люди по ползарплаты отдали, а вы юродствуете…
В 2013-м году, находясь в Риме, решили мы пойти в тамошний оперный театр. Как назло, никаких опер в ближайшее время публике никто показывать не собирался, пришлось идти на балет. Тоже неплохо. Конечно, билеты взяли самые дешёвые, на галёрку. У нас я такого нигде не видел, а у них галёрка – это шестой(!) этаж, то есть балкон. Самый для меня плюс – это оркестр в яме, как на ладони. Насчитал я там 45 человек. Конечно, они там, в глубине, без фраков сидели, это же не сцена. Их всё равно из партера и первых двух ярусов не видно, так что можно пилить виолончель или дуть в кларнет прямо в домашних тапочках. Ну, дирижёр, конечно, фрак одел, поскольку ¼ его фигуры всё-таки торчала на поверхности.
Оперный театр. Рим.
Балет назывался «Коппелия» и принадлежал перу композитора Л.Делиба, балерины были на уровне, костюмы-декорации и всё прочее тоже, всё-таки Римская опера, а не сельский клуб. Оркестр играл, как и полагается столичному коллективу Европы, в общем, масса удовольствий. Но в начале произошёл казус. Там было задумано так, что включается фонограмма с записью музыкальной шкатулки, а уж потом вступает оркестр. И вот эту самую запись заело. Музыканты начали ржать, дирижёр цыкал на них, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, а сам при этом всё держал руки наготове, ожидая момента вступления. Основная часть публики, конечно, этого не видела, но мы повеселились вместе с оркестрантами.
Лёгкий жанр I.
В 1971 году нам выпало счастье. Кажется, был юбилей Азербайджана. Или что-то связанное с городами-побратимами. А может, и ещё чего-то этакое, о чём сейчас уже вряд ли кто вспомнит. Ну, в общем, приехала из Баку партийно-правительственная делегация и привезла с собой артистов.
Народ брал театр штурмом. Тогда ещё было сплошное остекление на парадном входе. Так вот эти стеклянные двери вышибли все на фиг. Поскольку ОМОН тогда ещё не придумали, то натиск толпы пытались сдерживать с полдесятка обычных безоружных милиционеров. Конечно, их оттеснили внутрь и прорвались. Один милиционер пытался меня остановить, но тут вдруг на выручку пришла директриса музыкального училища, очень кстати оказавшаяся рядом. Зал набился под самую завязку. Сидеть пришлось на полу между рядами, но зато в бельэтаже, откуда было очень хорошо видно.
Сначала, само собой, на сцене Драмтеатра поставили необъятный стол для заседаний и трибуну для лектора. Вот на эту трибуну по очереди выходили разные партийные дяди и говорили об успехах в народном хозяйстве, которые были бы совершенно немыслимы без русско-азербайджанской дружбы. Наш удельный князь Л.Б.Ермин во время своей речи никак не мог выговорить название братской республики а всё называл её «Айзербажан».
Наконец, говорильня закончилась, и народ нетерпеливо загудел, ожидая увидеть и услышать то, ради чего, собственно, полутора часами раньше бил стеклянные двери. Концерт был солидным. Привезли нам весь музыкальный цвет Азербайджана. Оркестр Бакинской консерватории, ещё один оркестр (кажется, с телевидения), ансамбль «Гая», певцы-солисты… каждый раз, когда ведущий выходил к микрофону, зал начинал бешено хлопать и повизгивать, надеясь, что сейчас выйдет Он. Но конферансье объявлял что-то совершенно другое.
И вот, наконец, вышел Кумир. Молодой (29 лет), элегантный, увешанный всевозможными званиями и наградами, слишком серьёзными для его возраста. Это как в годы войны наиболее талантливые (и удачливые) становились генералами к тридцати годам. Публика приветствовала Артиста с непередаваемым бешенством. Ни до, ни после я не видел ничего подобного. Истерику зрителей на концертах битлов в Америке видели? Детский сад… Были опасения, что театр не выдержит и рухнет.
Магомаев тогда действительно был на высоте. Как однажды кто-то из критиков написал в газете: «абсолютный премьер эстрады». Честно говоря, я никаких особенно восторженных чувств по поводу его пения не испытывал, меня в то время уже стала увлекать немного другая музыка. Только спустя годы я понял, что это была за фигура на нашей эстраде.
С оркестром он пел недолго, потом отпустил музыкантов и уселся за рояль. Тут уже пришлось обходиться без широко расставленных ног и растопыренных рук, но ноздри он раздувал с прежней энергией. Иногда казалось, что оттуда вот-вот повалит дым. На «бис» он пел так много, что можно было смело засчитать это, как ещё одно отделение концерта. Пел и свои песни, и чужие, и наши, и импортные…
Юные поклонницы рвались на сцену после каждой песни и заваливали своего любимца не только букетами цветов, но и плюшевыми мишками, куклами и прочими детскими забавами. Да, в то время была такая мода. После очередного презента Муслим пошутил, что по окончании концерта на сцене можно будет открывать игрушечный магазин. А одну почитательницу он чмокнул в щёчку. Зал подпрыгнул и заревел. Сидящий рядом со мной на полу мужик прокомментировал: «Ну, теперь неделю умываться не будет»…
Будучи в 1974-м году в Киеве, мне довелось побывать на двух культурно-массовых мероприятиях. Одно проходило в гигантском зале Дворца культуры «Украина», сопоставимом по размерам с Кремлёвским Дворцом Съездов, и нам показывали своё искусство артисты из Венесуэлы. Точное название сего ансамбля песни и пляски я не помню, но руководителем у них была Йолана Морено. Типичое латиноамериканское шоу в умопомрачительных костюмах с перьями. Пели, танцевали, играли на гитарах и экзотических барабанах не снимая сомбреро. Было весело.
Второе же действо именовалось опереттой. Место проведения точно не назову, но, кажется, это было помещение местного театра музкомедии. Только опереточная труппа была не киевская, а заезжая, из Одессы. Давали некий спектакль из жизни жуликов-контрабандистов с трагической любовью, стрельбой и хохмами. В роли главаря шайки выступал любимец публики тех лет несравненный Михаил Водяной, которого вся страна знала как Попандопуло из фильма «Свадьба в Малиновке». Настолько феерично он «выдавал», что ему пришлось один номер в сопровождении девиц из кордебалета повторить на «бис», что, вообще-то, обычно не практикуется в спектаклях. И ещё я обратил внимание, что у барабанщика в оркестре (с моего места хорошо просматривалась оркестровая яма) точно такая же установка, как у нас в Доме пионеров.
Михаил Водяной в к/ф "Свадьба в Малиновке".
Махмуд Эсамбаев выступал для нас в Сочи в 1981 году. Хотя он и пошутил, что на Кавказе человек в возрасте 57 лет – это «пацан», всё-таки ему требовалась передышка между танцами, и он выпускал на сцену некий артистический «балласт», демонстрировал отрывки из фильма-балета «Лебединое озеро» со своим участием, или просто трепался о жизни. Но говорил без пафоса и пошлых шуток о коллегах, чем иногда грешат наши артисты.
В маленьком зале Дома Мейерхольда в 1985 году я был дважды. Первый раз довелось послушать заезжего певца по фамилии Коршунов. Пел он несложные фрагменты из опер и романсы, и, кроме пререканий с женщиной-ведущей концерта по поводу названий песен, ничем особенным не запомнился. Зато второй концерт отпечатался в голове надолго. Играл Моисей Якубович, пианист. Пианистов на своём веку я видел не то, что бы много, но прилично. Из самых громких фамилий назову Петрова и Ведерникова, остальных мы смотрели и слушали пачками, когда учились в училище, благо филармония находилась напротив, а некоторые из гастролёров прямо «шли в народ», то есть выступали у нас в учебном заведении.
Так вот этот Якубович был не просто пианистом, а импровизатором. Только не надо сразу думать про джаз. Никакого джаза не было и в помине, он просто играл то, что взбредёт в голову, то есть сочинял на ходу, вполне в академической манере. Такое я видел впервые. Зрители тоже поучаствовали в процессе спонтанного создания музыки. Нам были розданы обрывки нотной бумаги и карандаши с предложением нацарапать несколько тактов нотного текста. Якубович потом разложил эти бумажки на рояле и принялся колбасить по клавишам. Мою тему он гармонизировал весьма похоже, но ритмически превратил из вальса во что-то типа лезгинки.
Моисей Якубович
Лёгкий жанр II.
«Лев Лещенко и группа «Спектр»» - было написано на афишах, расклеенных по Сочи в 1981 году. Я пошёл. На сцену действительно бодро вышел Лев Валерьяныч и запел в своей манере. Работали они ровно, без каких-то сюрпризов со знаком плюс или минус, всё как на пластинке. Барабанщиком был Владимир Заседателев, известный джазовый музыкант, что меня немного удивило. А вообще ансамбль «Спектр» у Лещенко появился недавно, до того он своего аккомпанирующего состава не имел и пользовался услугами разных коллективов, какие попадались под руку. Ну, попадались, конечно, исключительно хорошие и очень хорошие, тут ему жаловаться грех. Просто захотелось иметь своё, чтобы не зависеть от гастрольного расписания других. И ещё мне понравилось, что он сам объявлял своих музыкантов и подпевающих девочек, причём без бумажки. То есть отношения в коллективе были нормальные без таких, как, например, у К.Шульженко: «Ты - говно. А я – эпоха» (это она говорила своему пианисту Д.Ашкенази).
Летом 1980 года в цирк пожаловал Государственный эстрадный оркестр РСФСР, в просторечии называемый оркестром Утёсова. Сам Леонид Осипыч, конечно же, не только не приехал, но, похоже, к тому моменту вообще уже забыл о существовании своего детища. Для воскрешения полузабытого и деградирующего коллектива из Тбилиси был приглашён дирижёр Константин Певзнер, которого вся страна в ту пору знала по сочинённой им «Оранжевой песенке». Он действительно за короткий строк привёл покрытый паутиной оркестр в божеский вид и стал вывозить его на гастроли. Стандартный биг-бэнд плюс скрипичная группа человек 8-10, конферансье и солисты – вот что мы увидели. Конечно, в основном оркестр занимался аккомпанированием, а сольную вещь мы услышали только одну – это была фантазия на темы песен И.Дунаевского. Ну, как дань прошлому, как память о человеке, который стоял у начала творческого пути коллектива. Из солистов запомнился только Олег Ухналёв. На афишах был обозначен Александр Градский с двумя песнями, но не соизволил приехать.
В конце перестроечного периода вся попса плавно перекочевала из малоразмерных филармонических и театральных залов на стадионы. Народу (т.е. денег) куда больше, а разевать рот под запись ещё удобней – издалека никто ничего не разберёт. Таким вот образом приехал «петь» Валерий Леонтьев, на концерт которого я пошёл, в общем-то, за компанию. При входе на стадион «Труд» получилась небольшая давка, меня малость помяли, но всё-таки мы добрались до своих мест и плюхнулись на ободранные скамейки. Перед Леонтьевым выступала бывшая тогда на пике популярности группа «Рондо», запомнившаяся одной песней про Ваньку-встаньку. Сын оленевода выступал в том же виде, как мы привыкли видеть его по ящику, то есть в непонятных одеждах и непрерывно перемещаясь по свободной площади враскорячку. Раньше он это делал вприпрыжку, но видать, малость подустал… А самое главное, среди зрителей я разглядел десяток солдат с чёрными погонами и лирами в петлицах, которыми командовал прапорщик Толя Бреев. То есть, это были музыканты того оркестра, в котором я служил десятью годами раньше. Пообщаться не удалось.
Юрий Антонов малость покапризничал на вокзале, что ему автомобиль подогнали не того цвета, но всё-таки согласился спеть для пензенской публики. На сцене драмтеатра ему соорудили какой-то эшафот, поставили инструмент «Korg-M1», микрофон и стул. На инструменте он немного подыгрывал, но основной аккомпанемент был в записи. Больше на сцену никто не выходил. Он сам рассказывал о своём нелёгком и даже местами трагическом жизненном пути, перемежая душещипательные истории о запретах его песен похвальбой о собственных достижениях. Детскую стихотворную сказку про букву «я» он, наверное, как-то пропустил мимо. Особенно смешно было, когда Юрий Михалыч говорил о написании им музыки для кино. Не было там киномузыки. Были просто его песни, вставленные в фильм. А это не одно и то же. Техника его иногда во время концерта подводила, но, в общем-то, пел он нормально, да и песни его всегда отличались мелодичностью. Нам понравилось.
И ещё один стадионный концерт, на котором я уже был в двух качествах: зрителя и автора фонограммы, под которую пела местная звёздочка Маша Матвеева. А концерт назывался «Дорогие мои земляки» и был задуман нашим продюсером Семёном Романычем Гольцманом как сборище звёзд пензенского происхождения. Главным козырем обещано было сделать Пенкина, причём всерьёз обсуждался вопрос о спускании его на футбольное поле с вертолёта. Но он, подлец, взял и в последний момент отказался. Поэтому в концерте, помимо ныне живущих в нашем городе талантов, принимали участие солисты и коллективы, в которых был хотя бы один лабух родом из Пензенской области. Это оказались рок-балалаечная группа «Белый день», пятеро музыкантов из оркестра Олега Лундстрема (наши там были Олег Агеев и Стас Коростелёв), группа «Моральный кодекс» (с гитаристом Колей Кильдеевым) и Алёна Апина со своей группой. То, что Апина пензячка, для меня было открытием, хотя, как потом выяснилось, землячество это притянуто за уши, просто у неё бабушка живёт в Мокшане.
Михаил Тихонов, Сергей Мазаев, Семён Гольцман. Пенза. (фото: Александр Назаров).
Балалаечники-баянисты бодро отчесали репертуар «Дип пёрпл» и «Лед зеппелин», Сергей Мазаев, по всей видимости, принявший на грудь немалую дозу, саксофон не трогал и пел мало, но много говорил. Расхваливал Кильдеева со всех сторон, включая очень интимные. Джазисты ровненько и правильно сыграли несколько стандартов при несколько напряжённом молчании слушателей, пришедших попить пивка и поорать вместе с попсовыми исполнителями. А вот Апина, к моему удивлению, оказалась на высоте. Честно, говоря, я её за певицу не считал. Но больше всех мне запомнился её гитарист, очень грамотно и тактично аккомпанировавший своей солистке, но при предоставлявшейся возможности выдававший потрясающие соло. Настоящий музыкант.
Джаз и около него.
Не помню, по какому случаю, но приехали к нам джазмены. Сборная команда, костяк которой составляли преподаватели, обучающие в Москве молодёжь буржуазному искусству. Дело происходило в «ДК имени Заря», как выражался непротрезвевший диктор местного радио. На сцене было семь человек, зал, к моему удивлению, был набит полностью. Вообще к концу 70-х годов интерес у народа к джазу стал заметно повышаться. Мэйнстрим того времени – ВИА – перестал выдавать что-то новое, жанр уже начал пробуксовывать и потихоньку (с начала 80-х) терять популярность. Ну, а в Пензе стабильных джазовых коллективов не наблюдалось, явление это было редким, поэтому мы пошли на концерт с интересом.
Пианистом в этой компании был Григорий Славин, очень крепкий профессионал, фамилия которого мне была известна по пластинкам. Трубач хороший был, а вот саксофониста не помню совсем, как и басиста. Тромбон был в руках Владимира Воробьёва, очень талантливого молодого парня. Всё у него было грамотно, стройно и музыкально. Много импровизировал. Барабанщик мне тоже понравился. Единственным джазменом, который явно выпадал из общей энергичной команды, был гитарист Михаил Ясаков. Пожилой, толстый, он сидел с гитарой совершенно безучастно, и, казалось, вообще дремал, активизируясь только во время своего соло. Отыграв положенное количество тактов импровизации, он снова впадал в анабиоз.
Под конец устроили традиционный джем-сешн. Басист, тромбонист и пианист остались на своих местах, а на освободившиеся должности полезли пензенские музыканты. Вовка Швецов сел за барабаны, но только на одну вещь, и очень энергично отрицательно замотал головой, когда ему предложили сыграть соло. Саксофонисты Миша Рожков и Валера Давыдов отыграли не хуже столичных гостей, но больше всех меня поразил цирковой трубач Блоха, врезавший так, что московскому коллеге (по фамилии Полонский) потом играть уже было некомфортно.
ДК им.Кирова, концерт группы «Слайды». Это была попытка создать джаз-рок ансамбль по типу «Blood, Sweat & Tears» или «Chicago». Не получилось. Во-первых с таким названием уже была группа на Западе, и наши меломаны её хорошо знали. Можно было бы придумать что-то более оригинальное. Во-вторых, репертуар. Начали они почти в традиционном джазе, без намёков на рок-музыку, а к концу выступления «докатились» до диппёрпловского «Дыма над водой», который совершенно не пахнет джазом. То есть у них был не джаз-рок, а джаз и рок, совершенно не состыкованные друг с другом. На тромбоне играл опять Воробьёв, правда, мне показалось, что он пьяненький или что-то в этом роде. Как выяснилось впоследствии, мои подозрения не были лишены оснований. Видел я его вскоре после этого в составе лундстремовского оркестра, после чего он совершенно исчез с горизонта, а мне знающие люди шепнули, что наркотики сделали своё чёрное дело…
1982-й год, Дом офицеров, джаз-ансамбль «Каданс». Пошёл я из интереса, потому, что имя Германа Лукьянова было уже вписано во все истории и учебники джаза, но доступного звукового материала было маловато, так что хотелось бы составить более полную картину его творчества для себя. Надо сказать, что ожидания оправдались, и Лукьянов остался верен себе, исполняя почти такую же смурноватую музыку, что и была известна нам по пластинкам 60-70-х годов. Ну, разве что звучать стало чуть более современно за счёт электроники. Музыканты у него были все замечательные, особенно запомнились тромбонист Вадим Ахметгареев, барабанщик Валерий Каплун и пианист Михаил Окунь. Не помню, кто, но кто-то из пензенских джазменов перед началом несколько снисходительно процедил: «Да я просто зашёл пианиста послушать, а так всё это ерунда»… Вот есть же такие, с неимоверным самомнением – «ерунда». А сам-то кто? И как-то вот несмотря на некоторую смурноватость лукьяновской музыки она всё равно притягивала к себе. Что-то в этом было. Да ещё плюс уровень музыкантов: есть ведь такие, которые хоть будут просто гамму до мажор играть – заслушаешься! И я совершенно не пожалел, что сходил на концерт.
Ансамбль "Каданс" Германа Лукьянова.
1983 год, опять джаз, но на сей раз очень простой, мелодичный и чрезвычайно лёгкий для восприятия. Это был «Ленинградский диксиленд». Основателя коллектива, Всеволода Королёва, уже не было в живых, его заменил Владимир Воронин, тоже очень хороший трубач. Руководителем объявили Александра Усыскина, кларнетиста. Работавший тогда в филармонии мой друг детства и коллега по совместному музицированию в юношеские годы Лёшка Киселёв сказал, что Усыскина чуть ли не за руку выводили на сцену, настолько плохо у него было со зрением. Но играл он очень здорово. Запомнились очень подвижный банджист Ершов и барабанщик Скрыпник. К тому моменту ансамбль отметил своё 25-летие, причём состав почти не менялся. Единственным «примазавшимся» оказался альт-саксофонист Олег Кувайцев, метивший к тому же на руководящую должность. Помимо того, что мы уже слышали по радио и на пластинках, ансамбль удивил нас трёхголосным пением на английском языке в некоторых вещах. Впечатления остались самые приятные.
Ансамбль «Арсенал». Можно сказать, легенда нашей джаз-рок музыки. Начинали они составом, сопоставимым с «Мелодией», но к 1984 году, когда я их увидел, ансамбль почти полностью поменялся. И по исполняемой музыке и по самим музыкантам. Лидером по-прежнему был Алексей Козлов, говорят, очень колючий и своенравный человек, деспот и тиран. В общем-то, похоже на правду, если принять во внимание частые смены музыкантов в коллективе. Но на смену одним ушедшим виртуозам приходили другие не менее талантливые, так что качество исполнения оставалось стабильно высоким. Ко времени приезда в Пензу из первоначального состава оставались только двое: сам Козлов и гитарист Розенберг. Очень хороший был второй саксофонист, он же скрипач Симон Ширман, пианист Михаил Альперин и виртуозный басист Валентин Лёзов. Программа включала в себя какие-то элементы пантомимы и юморные моменты, которые здорово разряжали атмосферу, немного скованную по причине общей заковыристости музыки. Вновь в антракте довелось мне услышать снобизмы типа «я ожидал большего» и тому подобные высказывания от местных лабухов, глядя на которых я подумал: «Ну, от тебя-то вообще уже никто ничего не ждёт». Короче, невзирая на некоторые тяжёлые для восприятия моменты, мне понравилось.
Алексей Козлов и ансамбль "Арсенал".
Концерты оркестра Лундстрема.
Второй раз оркестр Лундстрема я смотрел уже не в цирке, а в ДК им.Кирова (про первое знакомство см. главу «Вокально-инструментальная эра II»). Это было начало 1984 года, за барабанами всё так же восседал Иван Юрченко, но ему в спину дышала юная смена – Владимир Журкин. Почти весь концерт он играл на конгах и всяких дополнительных погремушках, но в паре вещей Юрченко уступил ему своё место. И вот, когда настал момент барабанного соло, Журкин нас немало удивил – дробь на малом барабане он сыграл одной рукой! Исполняли они уже не поднадоевшие стандарты в довоенных вариантах, а оригинальные современные пьесы. Или старые, но сильно переработанные аранжировщиком Виталием Долговым. Никаких электроорганов и бас-гитар на сей раз не было, как не было и поп-солистов. Оркестр повернул в джаз. Была Ирина Отиева, только начинавшая свою карьеру. Пела она замечательно, двигалась довольно энергично, а в довершение всего взяла и брякнулась кормой на клавиатуру рояля во время выделенной ей для такого случая паузы. Дирижировал сам Лундстрем, а я сидел в центре зала и не подозревал, что через полгода мы с ним поменяемся местами.
Ирина Отиева и Олег Лундстрем.
Третий раз я смотрел оркестр Олега Лундстрема в 2004-м году, но уже без Олега Леонидовича, ушедшего в мир иной. Дирижёрство принял на себя Георгий Гаранян, когда-то начинавший играть в этом оркестре. Выступать им довелось в тогдашнем здании филармонии, и было связано с некоторыми трудностями. Дело в том, что в постперестроечные годы начальство, дабы не строить новое здание филармонии взамен развалившегося, решило просто переселить местных служителей искусства в освободившееся здание ДПП (Дома политического просвещения). Зал совершенно не был рассчитан на исполнение музыкальных звуков, каменные стены и железный потолок воспринимали только занудные речи с трибуны, поэтому Гаранян долго чесал затылок и переставлял микрофоны по сцене. Проведший большую часть жизни в помещениях звукозаписи, он, естественно, был капризен и придирчив к звучанию. Так ничего и не добившись, Георгий Арамыч махнул рукой и велел убрать микрофоны совсем. Оставили только один, в который он объявлял номера, и к которому поочерёдно выбегали солисты оркестра. Оркестр пересадили для правильного естественного баланса звучания – и всё зазвучало. Как до изобретения микрофонно-усилительной техники. Не очень громко, но правильно и понятно. Я к тому времени мог уже похвастать личным знакомством с маэстро, но подойти в антракте или после концерта так и не решился. Зато наш полуцирковой полудурок Леопольд залез в удобный момент на сцену и сфотографировался с Гараняном. Единственный из всей Пензы! Небось, тоже отрекомендовался Арамычу, как местный композитор-виртуоз, а тот и поверил…
Георгий Гаранян и оркестр Олега Лундстрема.
В оркестре сидели такие тузы трубного цеха, как Саркис Папазян, Виктор Гусейнов и Анатолий Васин. На барабанах играл сильно раздавшийся вширь Владимир Журкин, а за роялем пристроился уже знакомый мне по «Кадансу» Михаил Окунь. В нескольких вещах его заменял неизвестный товарищ из Саранска, каким-то образом (типа манёвров Леопольда) втёршийся в доверие к Гараняну. Пытаясь, видимо, «оправдать высокое доверие», он колбасил по клавишам с таким остервенением и скоростью, что это вызывало только смех зрителей. Играл оркестр традиционно хорошо, а репертуар Гаранян повернул в сторону мейнстрима, что после увлечения довольно сложными аранжировками Долгова также способствовало более тесному контакту со слушателями в зале.
И, наконец, выступление того же оркестра весной 2014 года в новом концертном зале, построенном к 350-летию города. Дирижировал и играл на рояле Борис Фрумкин. Собственно, я и пошёл на концерт ради него. Действие происходило в рамках ежегодного фестиваля «Джаз-май» (на котором в разные годы мне довелось увидеть вблизи и Игоря Бриля и Анатолия Кролла), и оркестр имени Лундстрема работал во втором отделении. А в первом по сцене металась какая-то авангардная «певица», завывавшая на все лады в сопровождении очень неплохих музыкантов, игравших нечто непотребное. Кстати, пианист, по подобию того, саранского, пытался нас поразить количеством нот, выдаваемых в единицу времени. И у него это получалось. Он, видимо вспомнил все гаммы, этюды, арпеджио и упражнения, которые сдавал когда-то студентом на технических зачётах, и решил нам это продемонстрировать.
Оркестр О.Лундстрема на фестивале JazzMay. Пенза. 2014 г.
А потом вышел вальяжный седой Борис Михайлович Фрумкин, сел, и очень спокойно и без суеты убил всех нормальным человеческим джазом. Без понтов и раскрасневшейся потной рожи. Без подпрыгиваний и подмигиваний. Как и должно быть. Мастер – он и есть мастер. Ему суетиться не надо. Оркестр играл настолько плотно, что даже когда маэстро вставал из-за инструмента и выполнял функции дирижёра, отсутствие рояля не бросалось в глаза и уши. В группе трубачей по-прежнему сидел ветеран Анатолий Васин, а Журкин – за барабанами. Приятно было также увидеть среди тромбонистов Мишку Жижина, земляка, который не раз заменял меня в цирке, когда я уезжал на гастроли. Но подойти и пообщаться нам не удалось. Фрумкин потом в небольшом телеинтервью повторил то, что сказал со сцены, а именно: «Зал у вас шикарный, грех жаловаться, я всю страну объездил, такого не видел. Фестиваль неплохой, музыканты хорошие. И вообще, завязывайте стонать, что у вас «городишко маленький» и т.д. Нормально у вас всё». В этом я с ним согласен. Слишком часто у нас жалуются на жизнь (но ничего при этом не делают), слишком часто слышишь, что сирые мы и убогие, и страна-то у нас хуже всех, и лажа бывает только в наших оркестрах… Это неправда.
Вокально-инструментальная эра I.
Этот жанр существовал на нашей эстраде примерно лет двадцать. С середины 60-х годов, когда до нас докатилась волна битломании и до перестройки, с провозглашением которой жанр завял, не выдержав конкуренции с «фанерной» попсой типа «Ласкового мая» и прочих эрзац-ансамблей (с одной стороны), и агрессивных рокеров без образования, а порой без слуха, повылазивших из подвалов и кочегарок (с другой стороны). С третьей стороны давили политиканы разных мастей, объявившие всю советскую песенную культуру (от Блантера и Дунаевского до «Синей птицы» и Антонова) продуктом «тоталитарного совка», подлежащим уничтожению. Юрий Антонов, кстати, как-то ускрёбся и не пропал, но большинству артистов советского периода в перестрелочные годы пришлось не сладко.
Для меня полноценное знакомство с аббревиатурой ВИА началось с концерта «Добрых молодцев». Сидел я во втором ряду и мог в подробностях разглядеть процесс творчества, происходивший на моих глазах. Если верить высказыванию, что музыка рождается трижды (первый раз в голове композитора, второй раз в руках исполнителя и третий раз в душе слушателя), то я как раз присутствовал при втором рождении. На сцене был десяток молодых ребят в белых костюмах a la russe и стилизованных сапогах с загнутыми носами.
ВИА "Добры молодцы". 1974 г.
С ними ещё приехала гитарист-певица Жанна Бичевская, которая в совместных музицированиях не участвовала, а исполняла свои рыдания и страдания в одиночестве. Лабухи в белых штанах в это время уходили покурить. Заправляли коллективом два человека. Худрук Антипин, он же бас-гитарист и сочинитель некоторых песен, и музрук Новгородцев. В ту пору Всеволод Левенштейн был вполне добропорядочным гражданином и играл на саксофоне русские песни, но некоторое время спустя обрёл пристанище на Би-Би-Си, где под именем Севы Новгородцева начал вести молодёжные передачи, по музыке интересные, но с обязательным обсеранием всего советского (и своей работы в «Добрых молодцах» тоже), поскольку просто за музыку в эфире там никто ему платить бы не стал.
Владимир Антипин мне запомнился бас-гитарой «Хофнер» как у Пола Маккартни, висевшей на голубом шёлковом ремне. Барабанщик Максим Капитановский выдал очень длинное соло на барабанах (была такая мода в ту пору), во время которого музыканты ушли за кулисы, а на сцене стали демонстрироваться различные световые эффекты.
Вторично коллектив с этим названием я смотрел в 1976-м году. От предыдущего состава остался только вокалист Роман Власенко, остальные все поменялись. Не было и Жанны Бичевской, ушедшей в свободное плавание, а руководителем стал пианист и композитор Анатолий Киселёв.
Ребята были все шустрые и заводные, но среди них нашлась и «белая ворона» в лице соло-гитариста Сергея Петрова, который тоже было пытался подпрыгивать со всеми, но у него это выходило малость неуклюже. Видно было, что человек сосредоточен на музыке, а не на том, как бы понравиться девочкам-поклонницам. Двухметровый бас-гитарист Александр Евдокимов (незадолго до того записавший пару песен как солист на пластинке Тухманова) поменял свой чехословацкий инструмент на американский «Фендер», доплатив его пензенскому владельцу Сашке Курганову ещё кучу денег.
ВИА "Добры молодцы". 1976 г.
И в третий раз «Добры молодцы» предстали предо мной на сцене ДК им. 40-летия Октября в 1982-м году. Зрелище было довольно скучноватое, публика в зале громко разговаривала на отвлечённые темы, и более-менее стала обращать взоры на сцену только ближе к концу выступления, когда с русскими песнями было покончено, и «молодцы» погнали американские хиты. И если в двух предыдущих случаях программу вёл профессиональный конферансье, то тут за речевой жанр взялся сам шеф коллектива Киселёв. Возможно, из-за его вялого бормотания и была такая атмосфера в зале, хотя рассказывал он об исполняемых песнях со знанием дела. А может быть, это и был такой «звоночек» о падении интереса к жанру вообще.
ВИА "Доры молодцы". 1982 г.
Помнится, попадалась мне впоследствии фраза, что «Добры молодцы» - самый безликий коллектив из всех ВИА. Ну, сначала надо бы уточнить, что не «из всех», а из, так сказать, «высшего эшелона» наших ансамблей. А то, что этот ВИА относился именно к такой категории – не может вызывать сомнений. Профессионализм там был на должном уровне. Достаточно сказать, что тромбониста Александра Морозова прямиком из «молодцев» взяли без вопросов в оркестр Большого театра. Да, после себя «Добры молодцы» не оставили всенародных хитов типа «Мой адрес – Советский Союз» или «Беловежская пуща», но в том скорее вина композиторов, а не исполнителей. Так уж получилось.
Вокально-инструментальная эра II.
Из того самого «верхнего эшелона», как я для себя его называю, мне довелось увидеть в пору расцвета «Поющих сердец» и «Верных друзей». Первые выступали на сцене филармонии, вторые в цирке. Вокалисты «Поющих сердец» были на высоком уровне, к ним ещё не примазалась тогда недокинозвезда и полупевица Жмакова, охмурившая впоследствии руководителя ансамбля до такой степени, что он на ней женился и превратил отличный коллектив в аккомпаниаторов своей ненаглядной. Поэтому на посещённом мной в 1975 году концерте женские вокальные партии очень прилично исполняла Наталья Шеманкова, супруга саксофониста с той же фамилией. Николай Шеманков был лауреатом джазовых фестивалей и одной из центральных фигур ансамбля. Собственно, это я зря… там «не центральных» не было. Каждый был на своём месте, работал с полной отдачей, каждый мог бы сделать (а некоторые потом и сделали) сольную карьеру, ну а в данном случае, собранные вместе волей начальника по фамилии Векштейн, поистине представляли собой супергруппу.
На гитариста мы вначале поглядывали искоса, к этому нас подвинула его несколько несолидная внешность и робкое топтание на заднем плане слева от барабанщика. Но когда он шагнул вперёд, надавил педаль исказителя и заиграл очень американское соло, мы поняли, насколько ошибочным было наше первоначальное суждение. Александр Ольцман оказался первоклассным гитаристом.
В этих записках о посещении концертов ВИА мне часто приходится употреблять местоимение «мы», потому что, как правило, на подобные зрелища я ходил со своим однокурсником Сашкой Борисовым. Саня был намного эрудированнее меня в данной области, и охотно делился знаниями обо всех премудростях жанра и материально-технической базе ВИА.
Басист Харакидзян виртуозно играл на своём инструменте, хотя держал в руках всего-навсего болгарский бас «Джипсон-Кремона», который можно было встретить даже у некоторых школьных ансамблей. Единственный прокол столь замечательного басиста – это сочинённая им песня про каких-то бесов. Мой напарник Шурик в середине песни, когда погас свет и включился стробоскоп, а барабанщик стал долбить соло, произнёс: «Тоже мне, композитор. Да я такие песни прямо на улице сочиняю, когда в магазин за кефиром иду. Штук по пять за один раз». Вещь, написанная Харакидзяном, и впрямь удручала. Всем известная «Мурка» - это просто шедевр изысканного мелодизма и богатейшей гармонии по сравнению с данным убожеством.
Потрясающий барабанщик Виктор Дорохин. Вообще хороших барабанщиков в наших ВИА было немало, но вот таких, которые запоминались на долгие годы, можно перечесть по пальцам. Какое-то неимоверное чувство ритма, хлёсткий, упругий, хорошо поставленный удар, виртуозная техника и умение при всём при этом не выпячивать себя, а работать на общий результат. То есть все те качества, из которых складывается настоящий музыкант. Из барабанщиков, обладающих такими способностями, я бы назвал Виталия Валитова («Весёлые ребята») и Александра Оприцу («Оризонт»). Но Дорохин в этом ряду всё равно был бы первым.
ВИА "Поющие сердца".
20 лет спустя московский трубач Толя Опрышко, хорошо знавший всю эту команду, сказал, что певца Игоря Офицерова просто «научили держать тромбон в руках». Но на этом концерте мне так не показалось. Конечно, в основном он работал как вокалист, но когда они играли вещь из «Чикаго», его тромбон звучал очень даже профессионально. Стоявший рядом с ним сногсшибательный трубач Владимир Избойников неоднократно во время концерта брал неимоверно высокие ноты, а в песне «У той горы» вдруг шагнул на авансцену, за линию микрофонов, и тут, безо всякой электропомощи пробил зал насквозь своим мощным звуком.
«Верные друзья» приезжали не одни, а в компании с Валерием Ободзинским и оркестром Олега Лундстрема. Было это весной 1975 года. Первое отделение работал джаз. В то время Лундстрем сделал программу, посвящённую двум столпам американского джаза – Дюку Эллингтону и Гленну Миллеру, впоследствии записанную на две пластинки. Целиком, конечно, в одно отделение это впихнуть было невозможно, но самые известные произведения маститых авторов мы услышали. По тогдашней моде к оркестру прицепляли бесхозных солистов-певцов, обычно ничего из себя не представлявших. В этот раз к оркестру приклеился вокально-инструментальный квартет «Лада», спевший несколько песен под аккомпанемент солидных дяденек. Видимо, для таких целей в оркестре было два инструменталиста ритм-секции, исполнявших роль фундамента – контрабасист и бас-гитарист. Первый играл упомянутых Эллингтона и Миллера, а второй более модерновую музыку. В контрабасах я не силён, а бас-гитара была чехословацкая, по прозвищу «Тайфун».
После антракта, во время которого местные любознательные битярщики подходили поближе к манежу и разглядывали надписи на нерусских усилителях, к нам вышли «Верные друзья» и запели «Девятый класс». И вот тут я понял, что такие совместные концерты имеют помимо положительных ещё и отрицательные свойства. Слушая до этого в записи песню «Лишний билет», я неизменно восторгался игрой барабанщика, но когда он уселся за установку (ту же самую, естественно) после лундстремовского ударника Ивана Юрченко, мир потух и сделался очень скучным. Впечатление как от лабуха-первогодка из школьного ВИА. Состав у «Верных друзей» был очень приличный, они не стали экономить и привезли с собой всех духовиков и скрипачей с виолончелистом. Звучало, в общем, неплохо.
После пяти-шести песен к ним примкнул очень тогда популярный Валерий Ободзинский. Песен, известных на всю страну, в его репертуаре было очень много, пришлось выбрать самые-самые, но публика вопила: «Давай ещё!», и он метался, не зная, кому угодить, поскольку с разных сторон круглого зала требовали прямо противоположное. В конце концов он выдал песню из кинофильма «Золото Маккены» и на этом попрощался.
Валерий Ободзинский и ВИА "Верные друзья".
