Франция-97

 Историко-философское повествование

  При чтении желательно сохранять серьёзное выражение лица

 

Действующие лица:

• Михаил Михайлович Носов (дирижёр), он же Маэстро и Михалыч.
• Владимир Владимирович Васильев (альт-саксофон), он же Малый.
• Владимир Викторович Филякин (труба), он же Филя и Филимон.
• Анатолий Александрович Опрышко (труба), он же Толик, Саныч и Кобыла.
• Михаил Анатольевич Ахмаев (барабаны), он же Мишка.
• Алексей Николаевич Котляр (синтезатор), он же Лёха.
• Виталий Олегович Астахов (бас-гитара), он же Виталёк.

 

Дорога туда

      Начиная с зимы Михалыч стал суетиться. Понял, что здесь ловли нет и надо дёргать за бугор для пополнения кошелька. В оркестре он усиленно проводил пропаганду, что поодиночке мы никто, а вместе – сила! Коллектив! Профессиональный, едрёна вошь! Ну, понятно, сказка о легендарном венике, у которого прутики по отдельности ломаются, а вместе – никак.  И тут, то ли директор цирка помог, растрогавшись от михалычевых жалоб на беспросветную жизнь, то ли ещё как, но установилась у нас связь с Народной артисткой РСФСР Тамарой Васильевной Мозель, бывшей цирковой наездницей, а теперь «главой агентства» по предоставлению работы бедным циркачам за рубежом. Тамара оказалась очень жадной, но не очень умной. А мы, дураки, клюнули. Пообещала нам сия барышня молочные реки с кисельными берегами. Расписала предстоящую поездку, как маленькое и приятное путешествие с небольшим объёмом работы и огромными гонорарами.  Где-то с месяц мы бегали по инстанциям, собирали справки и чемоданы, потом попрощались с роднёй и отправились покорять Европу.

     Поехало шестеро. Причём Михалыч нисколько не озаботился тем, что пензенский оркестр оголился не то, чтобы сильно, а просто катастрофически. И кто будет в сентябре открывать сезон, какой такой суперпрофессиональный состав  – его что-то не беспокоило. Лёха, Виталёк и Ахмай поехали до Москвы на шамилевой машине и пить начали сразу же после прохождения поста ГАИ. Как раз до утра и пили. А утром по радио сказали, что «сегодня, без объявления войны…». Полупьяные гастролёры насторожились, но оказалось, что сегодня 22 июня, причём воскресенье, и на радио просто врубили передачу о войне.  А Михалыч, Малый и Филя поехали поездом. Малый был в завязке, а те двое сразу откупорили бутылки и стали вести себя вызывающе шумно. Появился вызванный пассажирами наряд милиции и стал составлять протокол. Малый, как мог, пытался тихо-мирно разрулить ситуацию, но Михалыч вдруг, блеснув стёклами очков, выпятил грудь и заявил, что он целый главный дирижёр, едет во Францию и может пить сколько хошь и т.д. Его тихо и спокойно оштрафовали и отправили соответствующую депешу директору цирка. После ухода ментов Филя мгновенно успокоился при помощи кулака Малого и залез на верхнюю полку спать, а Михалыч неожиданно осознал свои прегрешения, рухнул на колени и принялся истово молиться и бить земные поклоны. Интересная деталь: правой рукой он крестился, а левой держал бутылку пива, к которой прикладывался на всём протяжении молитвы.

 

Проводы.  М.Носов, Т.Мозель, А.Опрышко, А.Котляр, В.Филякин, В.Астахов.

 

     Тамара раздала всем билеты после хождений по посольствам, и посадила в утренний автобус Москва – Париж. Провожать явился Толя Опрышко, который уже не раз пересекался с нашими героями, и которого Тамара обещала прислать вдогонку туда же, во Францию через месяц. Гвардия догадалась занять задний ряд сидений, где хоть можно было поочерёдно дремать полулёжа. Михалыч начал своё лечебное голодание. Ночью, после долгого торчания на границе (придирки к документам, досмотр нестандартного багажа и т.д.), въехали в бывшую дружественную Польшу. Природа почти не поменялась, но деревенская архитектура уже зарябила в глазах черепичными крышами и более аккуратными кучами навоза вдоль дороги. В Варшаве была пересадка на другой автобус, поэтому наши герои успели часок побродить по улицам польской столицы вокруг автовокзала и сфотографироваться на фоне «сталинской» высотки.

 

Варшава. А.Котляр, М.Ахмаев, В.Филякин.

 

     На границе с Германией был город (название не запомнилось), одна часть которого находилась в Польше, а другая, по ту сторону моста – у немцев. А-а-агромная разница, надо сказать. На польской территории уголь для отопления трёх-четырёхэтажных домов (!) лежал прямо на тротуаре, кучами возле подъездов. У немцев такого бардака не было.

   Чистая, красивая и ухоженная Германия (по крайней мере, вдоль автострады) была пройдена нашими путешественниками без особых приключений. Разве что оголодавшего Михалыча стало пошатывать.

     Страсбург. Мост, делящий город опять же на германскую и французскую территории. Погранично-таможенный пост. В автобус заходят два офицера и сразу же просят выйти шестерых музыкантов и одну девицу, которая ещё в Москве привлекла внимание своим внешним видом. Булавки, крючки, серьги и прочая дребедень торчали у неё из ушей, бровей, ноздрей, губ, носа, подбородка и языка в немыслимом количестве. Велели показать багаж. Посмотрели на барабаны, синтезатор, саксофоны… Нормально. А теперь личные вещи, силь ву пле. У Лёхи были обнаружены пионерские значки. «О-о, Сталин?» - изумился офицер. «Нет, Ленин» - ответил Лёха, и значки вернулись на место. А у Михалыча обнаружили клизму. Высоко подняв над головой сей предмет, пограничник тыкал пальцем в Михалыча и спрашивал: «Доктор? Доктор?». Дирижёр, потупившись, отвечал на чистом французском: «Я-а, я-а, натюрлих…» на фоне всеобщего веселья пассажиров автобуса. У девицы ничего кроме мазохистских украшений не нашли.

     Во Франции дороги позволили автобусу раскочегариться до скорости 120-130 км в час, при этом его обгоняли, как стоящего на обочине. «Эт с какими же скоростями тут ездят?» - изумлялись пензенские оркестранты. Оглядывались, восхищались… Виталёк уже начал присматривать себе машину. А уж в Париже вообще стали крутить головами во все стороны с блаженными улыбками. Высаживаться надо было не на конечной, а где-то вблизи Северного вокзала. Чуть было не проморгали остановку. Встретила оркестр некая мадам Лилиан Дюссе, напарница Тамары, о которой та умолчала, в смысле, что этой тёте мы ещё 10% должны отстёгивать (это помимо тамариных 10%). Мадам явилась с девочкой, которая есть плёхо понимай рюсски (сама м-м Дюссе вообще нихт ферштейн), и путём соединения их познаний в русском языке с познаниями Михалыча во французском (об этом позже) удалось прояснить, что нам надо перебраться на Лионский вокзал. Взяли две машины такси, поехали. К вокзалу машины подъехали с разных сторон, поэтому пришлось полчаса искать друг друга. Потом неожиданно м-м Дюссе выяснила, что отсюда поезда в нужном направлении не ходят, и нам надо на другой вокзал – Монпарнас.  Дура, хоть и в Париже живёт. Ну ладно, поскольку у Лилиан деньги на такси кончились, а у вновь прибывших музыкантов их вообще не было, решено было добираться на метро. Подхватив свой многочисленный багаж, горе-путешественники стали спускаться в рукотворные пещеры. А в Париже, оказывается два подземелья. Метро – это и ежу понятно, что оно метро. Но там есть ещё одна система сообщений – RAR, которая иногда пересекается с обычным метрополитеном. Это электрички, напрямую связывающие между собой вокзалы и аэропорты. Они так же, как и метро - в центре города прячутся под землёй, а в пригородах выходят на поверхность. В общем, на одной из этих колесниц оркестр прибыл на монпарнасовский вокзал и залез в поезд с аббревиатурой TGV (очень высокая скорость, проще говоря – сверхскоростной). Чуть не опоздали из-за этой неразберихи с вокзалами. Мадам Дюссе успела только сунуть Михалычу билеты и крикнуть название станции назначения: Цюх. Двери мягко присосались к своим гнёздам, в ушах зашумело немного – пошла герметизация салона, и чудо-телега тронулась. Михалыч крутил в руках билеты и недоумевал, где же там Цюх. В билетах и вправду было обозначено Tours. Потом Лёха у кого-то выяснил, что это одно и то же, просто произношение у Лилиан было такое, а мозгов не хватило, что иностранцу надо поподробнее объяснять, что и как. Правильно город называется Тур, но если утрировать французский прононс, то действительно может получиться чёрт-те чё. В вагоне обнаружился туалет, в котором было до фига туалетной бумаги и жидкого мыла. Французская государственная железная дорога SNCF не учла, кого она везёт… К моменту высадки наших героев в туалетах было стерильно чисто. Вся бумага, салфетки и мыло были захвачены в качестве трофеев. Надо сказать, что название своё поезд оправдывал полностью. Триста километров он прошёл всего за час, со всеми остановками. Говорят, в Японии в 2009 году поезда взяли рубеж в 300 км/час, а во Франции уже в 1997-м пассажиры перемещались со скоростью 350 км/час. Так что по идущей параллельно автостраде те самые машины, что обгоняли автобус, тащились, как улитки. Вот вам и Эйнштейн: всё относительно…

     На перроне появился большой и толстый человек с рыжими кудрями. Один из директоров цирка «Amar» месье Жан Реш. Сразу же поинтересовался, не проголодались ли путешественники, и, получив утвердительный (естественно!) ответ, повёл всех в McDonald’s. Накормил, напоил пивом (все переглянулись, когда Малый взялся за поллитровый стакан), посадил в восьмиместный минивэн «мазда» и повёз в цирк, который находился ещё где-то в часе езды от города. Сзади в прицепе ехали барабаны и прочее шумовое сопровождение.

 

База

      Цирк «Amar», в который мы завербовались, был одним из крупнейших, старейших и уважаемых цирков Европы. На уровне «Knie», «Krone»,«Barelli», «Medrano» и других. Жан показал нам, где расселиться, объявил распорядок кормёжки, назначил на завтра репетицию и ушёл. Местом жительства оказался грузовой полуприцеп. То есть когда-то это был рефрижератор, в котором возят замёрзшее мясо. Потом задние ворота заварили, а в боковой стенке прорезали четыре двери и поставили внутренние перегородки. Получилось четыре номера «далеко не люкс» на колёсах. К сведению: эти жилые помещения на местном языке называются «кушет». Один кушет уже был занят шофёром-поляком с семьёй, три досталось нам. Виталёк поселился с Мишкой (у них в комнате была куча сковородок и микроволновка), Михалыч взял себе в сожители Филимона (у них был небольшой холодильник), а в последней каморке обосновались Лёха и Малый. Этим досталась газовая плита. Нары были двухъярусные с матрасами, подушками и постельным бельём. При каждом переезде из города в город надо было располагать своё барахло так, чтобы ничего не упало, и складывать входную лестницу. Лёхе выпала участь спать наверху, а поскольку в раскалённом от уличной жары помещении и так было не продохнуть, то, когда включалась ещё и газовая плита, обитатель верхней полки моментально сваливался вниз.

 

Цирковые будни.  В.Филякин, В.Астахов, А.Котляр, М.Ахмаев.

 

     Теперь о базе. Хоть цирк и передвижной, но у него всё равно должно быть юридический адрес – это раз, и должна быть база, где он располагается на время отпуска – это два. Юридический и фактический адреса не всегда совпадают. База – это просто участок земли, на котором хранится запасное оборудование, сломанные грузовики, стоят конюшни и т.п. А при французской безалаберности и пофигизме там вообще можно найти чёрт-те чего. Расположившись в своих конурах, пензенские искатели приключений пошли знакомиться. Артисты оказались и португальцами, и американцами, и болгарами, и прочими иностранцами. Обслуга (водители, механики) частично были представлены гражданами Польши, но были и выходцы из бывших французских колоний – Алжира, Гваделупы, Марокко… Поляки держались кучкой и настроены были не очень дружелюбно. Сказывалась антирусская пропаганда последних лет и тот факт, что до нас там работал польский оркестр, который играл плохо, и его выгнали. Тем не менее, поляки считали, что мы их просто подсидели. Ладно, пёс с ними. В цирке оказалось очень много животных. Не рабочих, которые выступают в программе, а просто редких зверушек, которых показывают публике до или после представления за отдельную плату. Вроде как ещё и передвижной зверинец.

     Пять дней нас неплохо кормили (денег не платили). Но нашего человека трудно поставить в тупиковую ситуацию. Нашлось у Мишки 10 долларов, он их поменял у польского артиста Мирека на франки, и четверо музыкантов (Михалыч и Малый не пошли) отправились в ближайшую деревню за приключениями. Зашли в бар, поозирались… Выпить охота, а ни одного знакомого названия на бутылках. Кое-как объяснились с барменом, налил он нам пастис. Прозрачная жидкость с сильным запахом аниса (кто помнит в детстве «Капли датского короля» от кашля?). После разведения её водой становится мутно-белой. Алкаши так одеколон пьют. Ну мы врезали грамм по 50 (один франк пришлось даже занять у поляков, которые тут же сидели) и пошли домой, ничего не поняв… Твёрдо решили больше пастис не пить и по барам не ходить – дорого. Решено было покупать вино в магазинах.

     Ежедневно были репетиции. Жан всё подтаскивал и подтаскивал пачки нот, проверяя, умеем ли мы читать с листа. Потом со смехом объявлял, что эта, мол, вещь в работе не нужна  - резерв. Вместе с ним нашу работу оценивали, развалясь в зале на зрительских местах другие ответственные лица: его брат полудурочный Сильван (говорят, упал с купола цирка башкой вниз), зять Вильям (вместе с Жаном они составляли клоунское трио Les Kino’s) и всеобщее посмешище конферансье Кристоф Иванес. Отец Жана и Сильвана папаша Дезире Реш был занят своими обезьянами и к нам не приставал. Вообще у них там был семейный подряд. У Вильяма две дочки тоже в артистки полезли. Одна болталась под куполом в кольце, а вторая (необъятной толщины) пристроилась петь в финале первого действия, когда там разыгрывалась какая-то цирковая вариация на тему «Собора Парижской Богоматери». Толстуху звали Сандра, с ней можно было говорить по-русски. А вторую мы сразу окрестили «мельницей». Уж больно азартно руками размахивала во время поклона.

 

Оркестр и конферансье Кристоф.

 

     Михалыч сразу объявил себя знатоком всех языков, поскольку году в восьмидесятом пару месяцев гастролировал в Париже, а немецкий учил ещё в школе. Познания во французском ограничивались местоимениями, цифрами от нуля до девяти и фразой «сколько стоит». А когда с нами начал репетировать австрийский дрессировщик львов, Михалыч облегчённо заметил: «Хорошо, что он немец, сейчас мы всё быстренько выясним». Затем произнёс: «Я… ихь…»… и всё. Дальше пришлось объясняться на пальцах.

     Музыкальная составляющая в представлениях европейских (в данном случае французских) цирков несколько отличается от нашей. Всё-таки у нас содержались в то время не до конца разогнанные, но сильно пощипанные составы по образцу классических джазовых биг-бендов. Соответственно и музыку для них композиторы писали с джазовым уклоном. В передовой Европе всё замерло на уровне конца XIX века. Костюмы a la «поручик Ржевский», состав оркестра редко достигает десяти человек, исполняемая музыка – марши, польки и вальсы. Некоторые артисты совали нам ноты в стилях диско или джаз-рок, но Жан с Сильваном быстренько это дело заменяли на нечто более традиционное. С большим трудом нам удалось отстоять несколько произведений, выбивающихся из общего вальсо-полькового ряда. Лёхе персонально было сделано замечание – не щёлкать переключателями тембров на инструменте. Играть только звуком рояля, т.к. к этому, якобы, приучена французская публика.

 

Лицевая и обратная сторона входного билета.

 

     Нарепетировавшись и дав два бесплатных представления для жителей соседнего колхоза, цирк свернулся и тронулся в путь. Всех музыкантов распределили по кабинам грузовиков. Лёха и Малый попали в старенький тягач «вольво» в компанию к единственному, кажется, водителю-французу. Это был приблудившийся бомж по имени Мишель, конченый алкоголик. Дезире его пас днём и ночью, но тот всё равно умудрялся надираться. Нас он сразу же записал в союзники и стал использовать для снабжения его вином с соблюдениями правил конспирации. Полтора литра – это была его норма, причём независимо от того, надо сегодня ехать или нет. Поначалу Малый и Лёха обращались к нему «месье» и на «вы», робко спрашивали разрешения попить газированной водички, которой Мишеля снабжала в дорогу повариха-полячка. Потом Малый прилепил французу имя Генка и оркестр стал с ним запанибрата. Пил Генка исключительно вино «розе», то есть не белое и не красное, а нечто среднее, от которого у Лёхи моментально начиналась изжога. Сигареты наш водитель курил «Житан–маис», а когда в зубах сигареты не было, там торчал какой-нибудь гвоздь.

 

Атлантика

      В первом же городе музыкантам определили круг обязанностей помимо музыки. Утром, после прибытия цирка на новое место, надо было ставить навес для слона. Слон принадлежал бельгийско-американскому артисту Джеймсу и был каких-то невероятных размеров, весил девять тонн, а клыки вообще были за пределами воображения. Обычно у индийских слонов таких не бывает, да и сами они не такие крупные, как африканские. Слон имел кличку Колонель Джо и был не особо дружелюбным. Навес для слона был поменьше цирка, но при первой же постановке этого сооружения было немало высказано матерных слов в адрес г-жи Мозель, обещавшей «райскую жизнь». Одни только разборные полы для Джо (перемазанные навозом) весили не одну тонну… Табурет, на который слон садился – это вообще циклопическое изделие.

 

Табурет для слона.

 

     Прежде, чем натянуть тент, надо было забить в грунт 10 или 12 флоков. Флоки – это такие железяки, за которые цепляются растяжки тента, ну вроде колышков у туристической палатки. Любители природы нас поймут. Только эти «колышки» являли из себя обычные железные ломы с приваренными шляпками. Вроде огромных гвоздей. Для забивания этих гвоздиков Джеймс выдал нам 12-килограммовую кувалду. Михалычу после его голодания как раз только кувалды и не хватало. Если он промахивался, то огромный молоток увлекал его за собой и принуждал делать кувырок через голову. Когда цирк стоял на траве, особых проблем с этими флоками не возникало. Вколачивать гвозди в асфальт приходилось с гораздо большими усилиями и нецензурными выражениями. И уж совсем невыносимо  было махать впустую кувалдой, если цирк располагался на площадке, покрытой мелкими камешками. Гранитная или мраморная галька выглядела привлекательно, но это был бессовестный обман – под этой красотой скрывалась бетонная плита… Лом отскакивал, как резиновый. Благодаря смекалке Джеймса, правильно расставлявшего свой транспорт, нам иногда доводилось забивать только фронтальные ломы, шесть штук, а остальные растяжки мы крепили к грузовику и прицепу.

 

Установка навеса для слона.  Джеймс, В.Васильев, М.Ахмаев.

 

     Надо сказать, что развели нас очень легко и просто. Вся эта свистопляска именуется в контракте как «помощь в строительстве цирка». Устно тебе объясняют, что ничего особенного там не будет, ну, пыль подмести, верёвочку натянуть… А на деле начинают грузить по полной программе. Контракт подписан, причём добровольно, пункты формально соблюдаются… Так что претензии предъявлять поздно, остаётся только плакать и материться.

     После установки слонового ангара была пара-тройка часов свободного времени, и музыканты успевали сбегать на пляж или в магазин. И как только энергии хватало! Затем надо было возвращаться в балаган, чтобы нарядить оркестровку. Площадку для оркестра ставили поляки, но украшать её занавесами и всякими фанерными декорациями приходилось музыкантам. Ну, инструменты наверх затаскивать – это само собой. Потом, после проверки аппаратуры и микрофонов, проходившей под руководством марокканца-идиота Исмаила, можно было ещё пару часов заниматься чем угодно.

 

А.Котляр с кувалдой.

 

     Филимона пробило на изучение смежных профессий. У папаши Дезире нашёлся помповый тромбон, который милостиво был дан Володе для освоения. Надудевшись на тромбоне вдоволь, Филя приобрёл в музыкальном магазине продольную флейту и продолжил своё самообразование. А в основном послеобеденное свободное время использовалось музыкантами для уборки помещений, мытья посуды, мелкого ремонта одежды, кормления енотов и праздного шатания по территории цирка или по городу. Михалыч занимался йогой и уринотерапией. Стояние на голове особенных неудобств никому не причиняло, кроме самого брахмапутры, а лечебное питьё мочи мы комментировать не будем.

 

Кормление енота.

 

     Часа в четыре вся цирковая толпа отправлялась на «парад». У нас это мероприятие называется «кавалькада». Суть этой маршировки по улицам заключается в привлечении внимания публики к единственному спектаклю заезжего цирка, который состоится вечером. Оркестр грузили на какой-то полуприцеп, врубали дизель-генератор, и вырабатываемое электричество исправно питало единственный усилитель, в который были воткнуты все инструменты и микрофоны. Оркестр ехал первым. Сзади гарцевали на конях болгарские наездники, рычал косоглазый тигр в клетке, грустно глядел на толпу карликовый бегемот, хихикали мартышки и презрительно воротил морду верблюд. Артисты ехали на другом прицепе, вдыхая помимо йодистого воздуха моря ещё и бензиновую вонь от нашей машины. С нами на прицепе находился конферансье Кристоф, который в промежутках между исполняемыми произведениями объявлял на всю улицу, что к ним приехали величайшие артисты. К концу первой недели мы уже наизусть выучили его «гранд дю монд» и прочие выражения. А когда он перечислял жанры, в которых выступают мастера круглого заведения, то после слов «акробато, эквилибристо, трапезисто» Малый вполголоса добавлял «онанисто, педерасто…»

     Кстати, насчёт последнего термина. Кристоф был как раз это самое. Слава богу, что он был один такой на весь цирк, поэтому вёл себя относительно тихо. По пьяной лавочке иногда захаживал к музыкантам, накрасив губы и ресницы, в тайной надежде, что кто-то из наших клюнет. Не вышло.

     Первые два месяца цирк мотался по курортным зонам. Сначала по побережью Атлантического океана. Насмотрелись мы там старинных морских крепостей, в том числе и форт Байярд. А знаменитой Ля-Рошельской крепости, оказывается давно уже нет. Снесли. Остался какой-то кусочек стены и башенка.

     В Сен-Назере мы впервые увидели море. Оно там не шибко солёное, потому что город стоит в устье самой большой французской реки Луары, разбавляющей океан своей пресной водичкой. Погода была холодная, только ноги помочили для приличия. Правда, этим занимался не весь оркестр, а только четверо. Двое остальных (Филя и Виталёк) где-то шлялись в центре города. Поздно вечером они явились крепко поддатые, и узнав, что море в ста метрах от цирка, отправились купаться. В темноте они не поняли, что по причине отлива море «ушло» и долго добирались до воды по обнажившемуся илистому дну. Вернулись в цирк за полночь грязные, как свиньи.

 

Сен-Назер.  В.Васильев, А.Котляр, М.Носов.

 

     На острове Иль-де-Ре в крепости Сен-Мартен Мишка с Лёхой даже посетили дискотеку, поскольку двухдневная остановка в данном населённом пункте это позволяла. Интересного там ничего не оказалось. Музыка явно не по возрасту, вино дорогущее, девчонки озирались и хихикали, прижимаясь к своим недорослям, а в туалете было по колено воды.

     Кстати, к тому моменту к оркестру присоединился присланный Тамарой из Москвы Толя Опрышко. В прошлом неплохой трубач, но к описываемому моменту уже подрастерявший свои профессиональные навыки, Толян явился с ржавой чехословацкой трубой и большим запасом разнообразных историй, как о музыке, так и о более интересных вещах.

 

Иль-де-Ре.  А.Котляр, В.Астахов.

 

Благодаря его красноречию Пензенские лабухи обогатили свои познания методами ловли черепах в Москве, поиску грибов под снегом и ещё многими замечательными секретами бытия. Ну кто бы мог себе до этого представить, например, что шаровую молнию надо выбрасывать из квартиры лопатой в окно!? На толяновы явно бредовые россказни реагировали вяло, но продолжали слушать, поскольку ни телевизора, ни газет у нас не было. Дня три он пожил с поляками в относительно нормальных условиях, но потом затосковал и попросился к своим. Поскольку свободных нар не наблюдалось, ему выдали какую-то раскладушку, на коей Толик и спал до конца сезона в кушете №2, малость ограничив жизненное пространство Виталька и Мишки. Ещё Толик поражал стойкостью своего желудка к воздействию различного рода термических и химических перегрузок. На местных базарчиках он демонстрировал фокус – не морщась съедал стручок злющего перца, которого хватило бы в качестве приправы для приготовления обеда в расчёте на усиленный батальон. Обычно после этого ему аплодировали и отдавали часть сельхозпродукции бесплатно. Шипучий аспирин с похмелья не разводил в стакане, а клал прямо под язык и блаженно пускал пузыри… Малый дал ему кличку – Кобыла.

     Жарища стояла сумасшедшая во время нашего вояжа по Атлантике. Пойдя в очередной раз купаться, трое наших решили не бегать по нескольку раз за пузырями в магазин, а купить уж сразу канистру. Неизвестно, как правильно называется сей сосуд, но мы его именовали канистрой или бочкой. Действительно, ёмкость из тёмно-бордового пластика имела форму бочонка с проступающими досками, обручами и т.п. Вместимость изделия составляла 5 литров.

 

Бискайский залив.

 

     В общем, купили они канистру и пошли на пляж. Ровно в 16.00 цирк выдвинулся на кавалькаду. Наш прицеп с сидящим полуоркестром уже тронулся, когда на него стали карабкаться, забрасывая на ходу инструменты, опоздавшие пьяные купальщики. На жаре их, видать, здорово развезло. А уж когда они заиграли… Спокойно отнёсся к такой музыке, наверное, только бегемот. Псих Сильван чуть не сорвал глотку, вопя «Департюр!» и «Ридикюль!», что означало увольнение и отправку в Россию. Кавалькада была сорвана, цирковая бригада вернулась в шатёр. Обиженный на такую несправедливую оценку своей игры пьяный Филимон со всей дури хряснул свой дорогой Getzen об землю. Следом полетели очки. Потом мгновенно ослепшего Володю отвели в апартаменты и уложили баиньки. Вечером кое-как отработали, а в течение последующих трёх дней Филя мелко трясся и ремонтировал помятую трубу. Виталёк и Опрышко вели себя более спокойно, но Жан их тоже оштрафовал.

     Вторично Филякин и Астахов отличились недели через две, когда в невменяемо пьяном виде ввалились в цирк за пять минут до начала представления. И ввалились не через служебный вход, а через парадный. Прошли через зрительный зал, распихивая публику, и поднялись на сцену. После спектакля Жан опять ругался и говорил, что после представления – хоть до поросячьего визга, это можно, это «приват», а перед работой чтобы не сметь! Наутро Виталёк на полном серьёзе озабоченно поинтересовался: «Интересно, кто же это нас вломил?»

 

На берегу Атлантического океана.  А.Котляр.

    

 

Degustacion

      Эта глава может быть бесконечной, поскольку употребление вина во Франции занимало у нас по популярности времяпровождения первое место. Экскурсии по старинным замкам и музеям, а также прогулки по красивейшим местам иногда срывались по причине слишком жаркой (слишком мокрой) погоды, или усталости. А вот высасывание из бутылки ароматного напитка происходило при любой погоде, в любое время суток и без всяких скидок на усталость и недомогание.

     Вино мы брали какое подешевле, потому, что ежедневно употреблять коллекционные вина нам было не по карману, а пили мы действительно почти каждый день. Постепенно научились разбираться в градусах, ценах и названиях. С названиями было, конечно, трудновато, ибо в каждом районе, да что там в районе – в каждой деревне (!) выпускался свой сорт вина. Вот некоторые основополагающие принципы, которые мы усекли:

     Вина делятся по цвету на три группы: Руж, Розе и Бланк. Розе – это не из розового какого-нибудь винограда напиток, а из того же красного, что и Руж. Только его осветляют какой-то химией (наверное, потому и изжога). Столовое вино недолговечно, и если не допил бутылку, то на следующий день можешь даже и не пытаться – в бутылке уксус. Обычно столовые вина у французов имеют крепость от 10 до 12 градусов. Но тут тоже разница – вино, налитое из бочки, вино в стеклянной бутылке, вино в пластиковой ёмкости, и вино в бумажном пакете. Название может быть одно, но качество совершенно разное. Кстати, то же и с пивом. Разница проявляется и в отношении к тебе со стороны местного населения. Стоишь в очереди на кассе со стеклянной бутылкой – тебе говорят «бонжур», улыбаются и дают сдачу. С пластиковыми пузырями по полтора литра тоже говорят «бонжур», но улыбаются не всегда – такую гадость пьют только местные ханурики. С бумажной коробкой могут и молча обслужить.

     Ещё одна тонкость: некоторые с виду стеклянные бутылки на самом деле сделаны из полимера. И хотя они звенят, как стеклянные, но не бьются. Из какого пластика сделаны – узнать не удалось.

     Поскольку мы прибыли из страны, где основной потребляемой жидкостью является водка, то вино нас как-то не шибко клало на лопатки поначалу. Дабы ускорить процесс превращения нормального человека в его пьяное подобие, Мишка Ахмаев изобрёл «систему». Метод заключался в том, что наливалась доверху 300-граммовая кружка, выпивалась залпом и не закусывалась. Затем сворачивалась сигаретка и закуривалась. Через пять минут spiritus vini добирался до мозгов. Наполнение кружки и её опрокидывание внутрь повторялись. Вот только после этого следовало закусывать, но особенно не налегая, потому как эффективность воздействия алкоголя на разум могла снизиться, а это не входило в наши планы.

 

Где-то на берегу Атлантики. «Мурка» (исполняет А.Котляр).

 

     Раз уж мы упомянули водку, то стоит заметить, что 40-градусная жидкость, продаваемая во Франции, это импортные «Absolut», «Smirnoff» и «Столичная». Все остальные бутылки с надписями «Davidoff», «Rahmaninoff» и прочая дрянь имеют мощность 37,5 градусов. Не научились…

     В противовес национальной жидкости – вину, которое можно купить почти всегда и почти везде, с куревом у французов просто беда (по нашим понятиям). Сигареты продаются только в определённых магазинчиках и далеко не во всех барах. На таком заведении красуется красный ромбик с надписью Tabak. Если в субботу оплошал - в воскресенье будешь ходить без курева. Только если кто из друзей сжалится и угостит. Окурок найти невозможно - французы докуривают до самого фильтра. А на те деньги, за которые продают тебе одну пачку сигарет, можно купить пять литров вина… Поэтому покупали мы табак и специальную бумагу. Крутили самокрутки и радовались, что нашли способ сэкономить. Бросить курить никто и не подумал.

     Поляки вино не пили. Они употребляли пиво или спирт. Спирт брался в аптеке. Мы решили тоже поучаствовать в таком эксперименте. Приходишь в таблеточное учреждение и вежливо говоришь «Алколь этилен силь ву пле». Аптекарша улыбается и подаёт 100-граммовый пузырёчек. «Он литр, силь ву пле» - произносится с ответной улыбкой, и озадаченная женщина в белом халатике убегает в недра аптеки. Через пять минут литровый пузырь тащится домой. Там он употребляется в чистом или разведённом виде – кому как нравится. Малый, например, добавлял его в вино, чтобы сразу срубиться. Спирт у них жиденький, от 60 до 90 градусов, и плохо очищенный. Но стоит сущие копейки по сравнению с водкой. Последствия намного хуже, чем от вина, поэтому на сей продукт мы особо не налегали. А после того, как Лёха, посланный за спиртом, заблудился и зашёл не в ту аптеку, употребление спирта вообще застопорилось – бестолковый гонец принёс вонючую жидкость для протирки протезов. Между прочим, её всё-таки выпили…

 

Средиземное море

     Ежедневные сборки-разборки шапито продолжались два месяца, пока мы не объездили всё западное побережье. В конце августа несколько городов вдоль границы с Испанией познакомились с нашим искусством, и выкатившись с гор на пляжи Средиземного моря, мы, наконец, получили некоторое послабление каторжного режима. Работать в каждом городе стали дня по два, да и жара стала помягче.

 

Оформление оркестровой сцены.  М.Носов, М.Ахмаев, В.Астахов.

 

     Первый русский эмигрант попался нам в Каркасоне, куда Малый с Генкой приехали без задних колёс – сгорели на хрен по дороге, а пьяный в доску Мишель не заметил… Эмигрант отрекомендовался Серёгой, бывшим цирковым акробатом, женившимся на француженке прямо на гастролях. Первая фраза, произнесённая им, была: «Ребята, а можно с вами поговорить по-русски? Я тут пять лет живу, и ни одного русского не видел». Поскольку в Каркасоне мы стояли аж два дня, решено было вечером после спектакля устроить ностальгическую пьянку. Бывший отечественный акробат, а ныне тракторист рассказал немало забавного. Его слушали поначалу очень внимательно, но по мере перекачивания спиртовых продуктов из бутылок в желудки, всё чаще начинали перебивать и высказывать свои точки зрения… Серёжа приволок домашнего вина литров пять, и пузырь виски. Вино оказалось намного вкуснее магазинного, но на мозги действовало так же, как обычное, поэтому вскоре Филимон начал свои ехидные выступления. Некоторое время спустя он получил в морду, Серёга уехал на своём маленьком «фордике», все улеглись, а Лёха с Малым ещё потом допивали казённое вино из бумажного пакета на берегу канала, любуясь крепостью на горе.

 

Каркасон.

 

     Дальше было ещё несколько городков, уютных и спокойных, как само Средиземное море. В Безье почему-то сорвался спектакль, но оркестранты не растерялись и устроили свой. Где-то возле одного из магазинов нашли выброшенный женский манекен чёрного цвета, и сунули товарищу Опрышко под одеяло. Когда пьяный Толик явился ночевать, он долго пялился с порога на неизвестную негритянку в своей постели, пытаясь вспомнить: заказывал он такую услугу или нет…

     В городе Гранд-Мотте (Малый обозвал его Городом Миллионеров) было два события, отпечатавшихся в нашей памяти. Первым событием было наше посещение карнавала. По какому поводу они там веселились, мы так и не поняли, но было интересно. Разнаряженные девицы метра по два ростом лихо отплясывали посреди улицы, шли оркестры, в небо пускали шары и кидали серпантин, народ по краям улиц вопил от радости. Мы тоже что-то кричали.

 

Гранд-Мотт.  Карнавал.

 

Потом прошёл слух, что участников карнавала бесплатно катают по морю на катере. Ну неужто мы могли пропустить такую халяву!? Тем более, что участник карнавала определялся среди простых смертных довольно просто – надо было иметь какой-нибудь музыкальный инструмент. Тоже, нашли проблему… Взяли мы трубу (Опрышко постарался) – одну на всех (!), ввалились на корабль, и отчалили. Ну, кроме трубы, взяли, конечно, винца. Винца было побольше, чем музыкальных инструментов. Сначала Опрышко пытался играть что-то латиноамериканское, но впоследствии под воздействием винных паров на открытом солнце свернул на «Мурку». Впрочем, капитан не возражал. Мотая в такт головой, он крутил штурвал и отдавал команды. Доплыли до соседнего города, полюбовались на якобы средневековый корабль (построен для съёмок фильма) и повернули назад. Тут нас протаранил какой-то дедок на яхте, ориентировавшийся строго  по приборам и не смотревший по сторонам. Обошлось без жертв.

 

Гранд-Мотт.  А.Опрышко с трубой.

 

     Второе событие было не столь забавным. Мы сидели в одной из кабинок нашего прицепа и тянули винцо (на следующий день после карнавала). Михалыч чего-то высунулся из двери, видно хотел кого-то позвать или посмотреть. Руку по неосторожности держал на косяке, на том, где петли. И вот сильным порывом ветра дверь захлопнуло. Морду он убрал от удара, а руку - нет. Дверь (тяжёлая, металлическая) всем своим весом хряснула острой «пяткой» по его руке. Таким ударом можно вообще сломать что угодно, но ему посчастливилось. Слышим вопль: "Лёша-а-а!" А Лёха у него в няньках был по всем вопросам. Нехотя высовывается, лениво спрашивает, ну чего, мол, там? Думал, блажит дедушка, дурью мается. А как увидел торчащую кость (крови почти не было) и болтающуюся на кусочке кожи фалангу большого пальца - вмиг протрезвел. Мужикам объявил тревогу, велел дать маэстро валерьянки, а сам побежал к директору. Тот тоже не сразу понял, что такое, в общем, когда Михалыча грузили в машину фокусника Ги, он был белый как бумага. Повезли в больницу города Монпелье за 40 километров. По дороге палец оторвался совсем и закатился под заднее сиденье. Достали его оттуда, а он весь в пыли... Но, тем не менее, пришили. Ночь он не спал, конечно, от боли, потом лопал какие-то таблетки, и в каждом следующем городе ходил на перевязки. Впоследствии палец прирос на своё место так аккуратно, что никаких следов… Повезло.

 

Гранд-Мотт.  А.Котляр, А.Опрышко, М.Ахмаев.

 
 

     После гранд-моттовских приключений мы получили десятидневный отпуск. С 1 по 10 сентября французские люди в цирк не ходят – они ведут детей в школу. Цирк встал в небольшой деревушке. Минутах в двадцати ходьбы вдоль виноградных плантаций плескалось море. По пути на пляж можно было вмазать по стаканчику винца и закусить сорванными ягодками, которые ещё не отправили на переработку. Однажды Лёху неторопливо обогнал трактор с прицепом, набитым виноградом, над которым кружилась огромная туча мух. Запах прокисшего сырья разносился далеко по трассе, и Лёха интереса ради поплёлся за этим самым трактором, смутно предчувствуя, что впереди его ожидает что-то интересное. Где-то через полчаса трактор упёрся в ворота винзавода, а Лёха обнаружил при этом заводике магазин, где торговали только что изготовленными напитками. Литр натурального французского виноградного сухого вина стоил всего пять – пять с половиной франков, что в пересчёте на рубли было вообще сравнимо со стоимостью бутылки бормотухи из гнилых яблок совхоза им. Мичурина. А самое интересное заключалось в том, что в магазине были установлены агрегаты по типу бензозаправочных, со шлангами и «пистолетами». Беспрерывно подъезжали на своих «рено» и «ситроенах» местные жители и наполняли десяти- и двадцатилитровые канистры. После того как Лёха принёс в цирк благую весть, весь оркестр ринулся с пустой посудой по указанному адресу. Пьянка продолжалась неделю.

 

В.Астахов, В.Филякин, А.Котляр на фоне цирка.

 

     Как-то раз, справедливо рассудив, что не обязательно терпеть и тащить канистры с вином домой, Опрышко, Котляр и Ахмаев, выйдя из винзаводского магазина, уселись неподалёку в скверике на скамейке и принялись за дегустацию. Закусив сальцом и сходив несколько раз по малой нужде в кустики, росшие за скамейкой, наши герои неожиданно обнаружили, что сидят, пьют и справляют нужду они прямо под памятником героям войны. Окончание этой истории им рассказывал Малый. «Сижу, курю. Подходит поляк-механик и говорит – иди, забирай своих. Пошёл к дороге. Смотрю – из «мерседеса» выгружают поочерёдно всю троицу. Как дрова выносят, и складывают у входа в цирк. Француз какой-то сжалился и привёз их. Ахмаев у него ещё и сигару выпросил, прямо изо рта вынул»…

     Ещё наше стояние на берегу запомнилось тем, что там праздновался день рождения Малого. Подарили ему трубку, чтобы курил. Пили на пляже. Закуска скрипела на зубах от прилипшего песка.

 

День рождения Малого.

 

     Неподалёку расположился луна-парк, наши герои быстренько перезнакомились с тамошним обслуживающим персоналом (преимущественно это были поляки, но попадались и представители других стран бывшего социалистического содружества), что позволяло иногда бесплатно кататься на каруселях или стрелять в тире из ружья.

 

В луна-парке.

 

     За эти десять дней отпуска было ещё немало нештатных ситуаций, связанных с обильным возлиянием продукции местных виноделов. Когда идёшь ежедневно из цирка на пляж мимо нескольких точек, где за сущие копейки тебе нальют сколько угодно виноградного зелья… В общем, на берег моря оркестранты приходили уже хорошенькие, а к вечеру возвращались вообще никакие. Подробно описывать все случаи мы не будем. Отметить можно только эпизод, когда Лёха решил закусить свежим виноградом, и по дороге с пляжа свернул на плантацию, благо забора никакого не было. Там его и накрыли местные крестьяне. Успевший набить две сумки свежими ягодами Лёха залёг под кустами, но был обнаружен. Репрессий никаких со стороны колхозников не последовало, потому как наш герой сильно смахивал на обычного оборванного и небритого алкаша-бродягу. Чего с такого возьмёшь? Простили… Даже не стали отбирать добычу. Между прочим, подобных личностей во Франции именуют клошарами.

 

Блуа

     Распростившись с тёплым морем, мы двинулись в центр республики. Первым городом был Гере, который ничем особенным не запомнился, разве что тем, что впервые мы поставили все свои конструкции и целых три дня жили спокойно, не таская железки. Плюс к этому мы ещё целый день добирались с юга до этого населённого пункта. Пардон, город запомнился не только этим: впервые мы увидели продукцию с надписью «Made in Russia» - ижевские охотничьи ружья.

     Когда поехали в Блуа, Лёха сел с Толяном, который, как и Ахмаев, решил малость подзаработать сверх положенного, и устроился шоферить на малотоннажные транспортные средства. Чтобы не скучать в дороге, пианист прихватил бутылочку красного… Машина у Толика была рекламная. Маленький грузовичок, раскрашенный до неприличия, на месте грузовой платформы был укреплён бутафорский слон (почти в натуральную величину), а на крыше кабины присобачены две звуковые колонки. Днём это чудо техники ездило по очередному городу, выкрикивало текст и играло музыку, завлекая публику в цирк.

     Ополовинив бутылку винца (к тому моменту Опрышко сбился с маршрута, и рекламный тарантас ехал наугад по какой-то просёлочной дороге), Лёха врубил усилитель и взял в руки микрофон… На свою беду впереди ехал мужичок на колёсном тракторе. Вот представьте себе, где-нибудь в русской глубинке вдруг появляется непонятная машина с фанерным слоном, и из неё на всю округу явно живой исполнитель орёт французские песни… Какая будет реакция у наших колхозников, неизвестно, но реакция французского крестьянина надолго засела в памяти. Услышав сзади нарастающий рёв мотора, он обернулся, и в этот момент из динамиков на него обрушилась звуковая волна: «Па-аспели ви-ишни в саду у дяди Ва-ани…» Руль судорожно был вывернут в противоположную сторону, и трактор, сминая кусты, завалился в кювет…

     В Блуа цирк поставили на огромном пустыре с проклятым бетонно-гравийным покрытием. Напротив, через реку, красовался старинный замок, который нам представили «знатоки», как замок Жанны Д’Арк, но тащиться до него было минут сорок. Вообще центр и вся цивилизация находились на том берегу. Поскольку стоять нам в Блуа выпало три дня, то и количество свободного времени (и приключений) резко увеличилось.

 

Обед.  А.Котляр, М.Ахмаев, В.Филякин.

 

Побрели мы всей толпой в центр, потом попёрлись ещё дальше, соблазнившись указателем про торговый центр. Там разделились. Михалыч побрёл в часовой магазин разглядывать будильники, Лёха с Малым завернули в огромную гастрономическую лавку с надписью E.Leclerc, а остальные пошли куда-то за угол. Там они тяпнули пивка, и тут вдруг обнаружили торговую точку с подержанными автомобилями. Виталёк недолго думая взял и купил машину. Вот так просто мимоходом. Понравилась – и купил. Это была «мазда 626» с пятидверным кузовом цвета морской волны. Договорились, что машину заберём попозже, месяца через три, а пока пусть постоит. А и правда, чего её с собой из города в город таскать, жечь бензин, а главное – платить большие деньги за страховку. Решено было страховку оформить двухнедельную, ближе к сроку окончания гастролей, чтобы только успеть доехать до границы.

     Радостные покупатели заграничного автомобиля вывернули из-за угла и наткнулись на картину: на площади перед супермаркетом сидели на асфальте Малый и Лёха. Малый купил какую-то куртку, и решено было тут же это дело обмыть. На асфальте стояла открытая бутылка шампанского, к которой двое друзей поочерёдно прикладывались, банка с горчицей и пакет сосисок. Сосиски макались в горчицу и елись. Народ обходил пикник стороной. Из часового магазина вышел Михалыч, и стал зигзагами приближаться, изо всех сил делая вид, что его это не интересует. Виталёк объявил о приобретении автомобиля, в «Леклерке» была закуплена «обмывочка», и пьянство продолжилось уже на территории цирка. Музыкальное сопровождение спектакля в тот вечер было весьма среднего качества.

     В Блуа каждый нашёл себе приключения. Возле замка Лёха нашёл сувенирную лавку для туристов, и приобрёл книгу «Замки Луары» на русском языке.  Потом туда ломанулись все остальные – настолько неожиданным было появление русскоязычной литературы во французской глубинке. Михалыч тоже проникся идеей приобретения автомобиля, и стал шляться по автосервисам и гаражам. Малый обнаружил напротив цирка овощной магазин, в котором продавалось восхитительный напиток – пиво «Амстердам навигатор» мощностью свыше десяти градусов, и немедленно затарился целительной жидкостью, очень полезной по утрам. Лёха вечером пошёл погулять и едва не был сбит огромным американским автомобилем. Отскочив в сторону и переведя дух, он обнаружил, что машина разворачивается и повторяет манёвр по расплющиванию пешехода. Пришлось опять совершить прыжок за автобусную остановку. «Кадиллак» притормозил, и оттуда вышли два шкафа. «Полони?» - грозно спросил один из них, поднимая пудовый кулак. «Не-е.. рюс. Артист. Музисьен…» - пролепетал насмерть перепуганный Лёха, и был отпущен. Мало того, угощён окурком сигары. Видать, шибко не любят в Блуа польских граждан, если устраивают по ночам такую охоту на них…

      После Шинона был Сомюр. Запомнился тем, что почти весь оркестр ходил в красивый замок на горе (опять же на другом берегу), в котором располагался музей кавалерии. В музей почему-то удалось войти бесплатно, хотя французы покупали билеты. Внутри замка было устроено какое-то костюмированное мини-представление: наряженные в средневековые костюмы люди «играли» на музыкальных инструментах, танцевали, дрались на мечах… Всех проходящих мимо посетителей угощали бесплатно красным вином и козьим сыром. Это нам понравилось больше всего.

 

Крепость в Сомюре.

 

Потом два заядлых любителя военной техники Лёха и Филимон собрались было в танковый музей, о существовании которого случайно узнали на выходе из замка. Но поход не состоялся, по причине слишком большого расстояния до музея. Французы ведь обычно указывают расстояние до объекта в минутах, но при этом не говорят, пешком надо идти, чтобы уложиться в заданный срок или на машине чесать с бешеной скоростью. Читаешь, например: «супермарше Леклерк – 5  минут», а оказывается, что это время нужно давить на правую педаль в машине, чтобы стрелка спидометра показывала 60 км/час. Тогда всё срастётся – пять километров проедешь за пять минут. Ну вот. Машины у нас не было, вечером должно было быть представление, а сорок километров до танкового музея – это… В общем, выгнали бы с работы за прогул…

     И ещё в Сомюре мы впервые увидели, как моют асфальт с шампунем. Раньше думали, что это просто сказки про таинственную и недоступную «заграницу». Оказалось – правда. Только моют асфальт не какие-то городские службы, а сами жители. Каждый перед своим домом. Так что это не преимущества капитализма, а уровень культуры.

    

 

Второй автомобиль

      Заехали мы в какой-то захудалый городишко с названием Лез Эрбье, который малограмотные Виталёк с Ахмаем упорно называли Лес Хербиес (кстати, Блуа в их транскрипции выглядел, как Блоис). Одна «цивилизованная» улица с магазинчиками, церковь и пожарная часть. Вот и всё, остальное – «спальная» часть. А французы же по вечерам обычно по домам сидят, телевизор глядят со стаканом в руке. Поэтому впечатление такое, что город вымер. Только возле единственного бара чувствовалось какое-то движение вечером, да ещё вокруг нашего балагана. Торчали мы в этой дыре невообразимо долго – пять дней, поэтому количество событий, естественно, превышало нормы для «однодневных» городов.

     Первое событие касалось Лёхи и поляков. Местная церковь закрылась на ремонт, а тут как на грех какой-то католический праздник. Цирковые поляки приуныли, будучи ярыми богомольцами. И тут им неожиданно повезло. Жан снюхался с представителями храма господня, и новоявленный церковно-скомороший синдикат решил провести ответственный молебен в самом что ни на есть подходящем месте – в шапито. Приободрившиеся пшеки резво стали затаскивать в балаган церковные принадлежности, а конферансье Кристоф озадачил Лёху на предмет скорейшего разучивания псалмов. Во время божественного представления пастор снизу руководил новоявленным церковным органистом – показывал ему номера произведений. Номера были нарисованы на дощечках с палочками, какими обычно пользуются судьи на соревнованиях по фигурному катанию. Впоследствии французским батюшкой Лёхе была объявлена устная благодарность.

     Следующее событие - печальное. Польский артист Мирек, работавший номер «Колесо смерти» промахнулся в одном из трюков и рухнул вниз с шестиметровой высоты. Сломал ногу и рёбра. Хорошо, что на пустыре, где мы стояли, располагалась пожарная часть. Его быстренько на спецтехнике отправили в больницу. До конца сезона он так и не работал, получая согласно одному из пунктов контракта 75% зарплаты. А вот его партнёрам (Агошке и Збышеку) пришлось менять амплуа. Агошка (уменьшительное от Маргарита) стала крутить хула-хуп, а Збышек сначала перешёл в электрики, но через месяц забросил это дело и начал просто пить.

     Кстати, о пожарниках. Поскольку скорая помощь во Франции платная, то лучше в экстренных случаях вызывать пожарников. Пожарники у них широкого профиля, скорее их можно назвать спасателями. Типа нашего МЧС. Денег они не берут, но пострадавшему могут оказать первую помощь, и уж конечно, отвезут в больницу задаром.

     Третье событие оказалось приобретением ещё одного автомобиля. Недалеко от цирка Опрышко с Ахмаевым обнаружили гараж, носящий имя Форда. Надо пояснить, что гараж во Франции – это не железная коробка для хранения автомобиля, а что-то вроде станции техобслуживания и продажи машин. Между прочим, во французском языке слово «машина» – это паровоз. В общем, наткнулись наши герои (пошедшие, кстати, на поиски табачной лавки) на это заведение, а там была выставлена на продажу автотелега под названием «форд-орион». Курильщики заспорили, кто станет обладателем приглянувшейся техники. Каждый доказывал, что именно он увидел машину первым. Потом решено было свести спор к ничьей, и предложить машину Лёхе. Пианиста разбудили, и, не давая опохмелиться, поволокли к хозяину гаража. Хозяин, месье Моррис Греле, со свистом прокатил товарищей на красной машине, полутрезвый Лёха тут же полез в кошелёк, но решено было не торопиться и всё обдумать. У Жана была получена информация, что в декабре цирк будет работать неподалёку, машину тщательно обнюхали, нашли трещину на стекле, ткнули в неё носом автохозяина, в результате чего цена с восьми тысяч упала до шести с половиной. Вечером Греле явился по приглашению в цирк, но на представление реагировал вяло, а всё больше разглядывал трактора и прочую цирковую технику. Между прочим, по выходным он для души подрабатывал машинистом паровоза на какой-то районной узкоколейке. Наутро документы оформили на имя месье Котляра, выпили с хозяином красного винца, после чего гастролирующая шайка отбыла в другой населённый пункт.

     Глядеть молча на такое беспардонство со стороны подчинённых маэстро явно не собирался. Ахмаев срочно получил общественную нагрузку в виде поиска подходящего автомобиля для любимого дирижёра. Сам дирижёр в технике понимал ещё меньше, чем во французском языке. Мишка исправно бегал по всем гаражам, прицениваясь к машинам, но чего-то у них не срасталось. Либо цену представители автосервиса заламывали слишком высокую, либо само транспортное средство не нравилось потенциальному покупателю. Главный дирижёр ведь не мог взять машину того же класса, что и его музыканты. Требовался корабль побольше и посолидней. Но по цене маленького.

     Приехав в Лимож, цирк обосновался на самом краю города за кладбищем. Причём сам балаган расположился на косогоре, соответственно и площадка для оркестра стояла под таким углом к горизонтальной плоскости, что остаётся только удивляться, как наши герои умудрились ни разу не свалиться с четырёхметровой высоты. Недалеко от местопребывания цирка было троллейбусное кольцо. Это единственный город, где мы видели троллейбус, а всего этот редкостный вид городского транспорта встречается, по сведениям, только в четырёх городах Франции. Довольно странно при их заботе об экологии – предпочитают всё-таки пускать в атмосферу бензиновый дым из автобусов. Смягчающим обстоятельством можно назвать качество самого бензина. Запах от него почти не ощущается даже на бензоколонках. Кстати, на бензозаправочных станциях довольно-таки лояльно относятся к курящим субъектам, хотя бензин, в общем-то, у них горит не хуже нашего.

     Троллейбусом участники оркестра почти не пользовались, если не считать похождения одинокого искателя приключений по имени Лёха. Тот, вооружившись фотоаппаратом, мотался в центр, за каким фигом – и сам не понял. Зато он разглядел где-то рекламу, что неподалёку от цирка находится автомобильный музей, и попёрся ещё и туда. Идти пришлось в противоположную от центра сторону, то есть за город. Нарушая все правила, пианист-автолюбитель около часа мерил шагами автостраду, и всё-таки достиг цели. Автомобильный музей находился в небольшом городке и содержал немало диковинных ящиков на колёсах. Были тут, конечно, и шикарные «бугатти» и «роллс-ройсы», и простенькие «фольксвагены» и «трабанты», но наконец-то Лёха воочию увидел и мог пощупать технику, о которой раньше читал только в журнале «Техника – молодёжи». Например, «изетта» с дверью впереди, или трёхколёсный «мессершмитт», сильно смахивающий на тот самый истребитель, только без крыльев и пропеллера. А ещё там Лёха обнаружил нашу «ниву». Советский автомобиль, в отличие от всех других, стоял не на ровном полу, а на куче песка и имел табличку «Победитель ралли»…

 

Лимож.  Автомузей.

 

     Вот уж не ясно, с какого перепоя наши поэты всё пудрят мозги доверчивым соотечественникам, что берёзы растут исключительно на территории России. Как будто берёза что-нибудь понимает в географии или политике. Ей где удобно, там она и существует. И чихать ей, какой национальности народ вокруг неё топчется. Вот, например, в Лиможе цирк был окружён бело-полосатыми деревьями со всех сторон. Да и в других городах Франции этого явления хватает. Ну, может быть, на юге только нет, там всё больше пальмы да кипарисы…

     Не очень далеко от цирка находился гипермаркет E.Leclerck, в котором новоявленные автовладельцы Виталёк и Лёха прикупили чехлы на сиденья в свои машины. По совету Ахмаева также началась покупка масляных фильтров, свечей и прочей мелочёвки. Михалыч молчал и завистливо сопел носом.

 

Помойки

 (кому брезгливость мешает – может эту главу не читать.)

     Этим делом мы увлеклись незаметно. Начало положил Лёха, ещё во времена наших скитаний по морским берегам. Как-то вечером, прогуливаясь по пустынным улицам, он заметил возле уже закрытого продуктового магазина несколько ящиков из-под фруктов. Движимый исключительно любознательностью Алексей Николаевич подошёл поближе и внимательно разглядел содержимое деревянной тары. Оказалось, что верхний ящик набит персиками. Кое-где они были помяты, но в общем вид имели вполне съедобный. Это по нашим понятиям, а вот французы, видимо, так не считали, и отправили персики в отходы. Лёха не стал дожидаться приезда мусорной машины, взял этот ящик в охапку и притащил в цирк.  Халява пришлась всем по вкусу, и воодушевлённый Лёха на следующий день принёс уже две дыни малого калибра. Кличка была приклеена моментально – Кот Помойный. Потом на такие вечерние прогулки по добыванию пищевых отбросов стали выходить и остальные музыканты, кроме Опрышко. Михалыч освоил эту специальность позже.

     Как раз к моменту приезда в Лимож мастерство обшаривания помоек отточилось до блеска. Бытовые мусорные ящики в жилых кварталах игнорировались, посещались исключительно задворки продуктовых магазинов. В получасе ходьбы от цирка был обследован супермаркет Champion, особых ценностей гастролёры не обнаружили, но Помойный Кот на следующий вечер (а точнее – ночь) в одиночку решил более тщательно осмотреть задворки магазина. С тыльной стороны супермаркета были найдены большие клетки на колёсах, источающие кислый запах. Оказалось, что они доверху набиты пакетами с молоком. Верхний ряд был чем-то повреждён, очевидно при транспортировке, молоко потекло вниз, ну, и естественно процесс закисания и брожения развился согласно законам физики и химии. Но прокисшим оказался только верхний ряд, остальные просто были перепачканы потёкшим молоком, хотя брезгливые и избалованные французы вряд ли это уже купили бы. Вот так несколько тонн сельхозпродукции оказались приготовленными к отправке на свалку. Лёху это нисколько не смутило и к утру в его с Малым келье покоились 30 литровых пакетов. Лёгкие бесплатные завтраки на месяц вперёд были обеспечены. Так что три дня работы в Лиможе не прошли бесследно.

     Следующий город назывался Виши, о котором только помнилось из Истории, что там во время войны торчало предательское правительство Петена. Город не понравился. Ничего запоминающегося, безликий какой-то. Цирк стоял вообще за городом, на другом берегу реки, рядом был только огромный ангар, в который городские власти запихали дискотеку для буйной молодёжи. В центр мы ходили, но ничего ценного не обнаружили.

     Город Тьер. Тут было поинтереснее. Во-первых само расположение на сильно гористой местности. Цирк стоял внизу, а до центра надо было долго топать по извилистым улочкам в гору. Зато с расположенной на самом верху смотровой площадки за некую плату можно было в подзорную трубу наблюдать окрестности, в том числе и цирковую суету. Во-вторых, в городе располагалось некое производство режущих и коляще-рубящих изделий. Начиная от малюсеньких ножичков и заканчивая огромными топорами и двуручными мечами для рыцарей. Естественно, купили себе каждый по ножику на память. А в-третьих, рядом с цирком были стройка (с одной стороны) и свалка металлолома (с другого бока). Отовсюду были захвачены трофеи, почти все – совершенно ненужные. Ну, это уж, извините, наш человек не может мимо халявы пройти. Надо, не надо – всё равно возьмёт, если валяется. Потом, ближе к окончанию сезона, мы всё это выбрасывали, так как жить уже становилось невозможно среди хлама в таком объёме.

     Райцентр Невер запомнился только тем, что недалеко от цирка возле многоэтажного жилого дома стояли два «ситроена» времён фильма «Фантомас», возле которых Лёха и Малый по очереди сфотографировались. Да, ещё Малый как-то вернулся ночью со счастливым выражением лица, и выставил перед изумлённым Лёхой целую коробку свежих заварных пирожных. Где взял – пояснил весьма туманно. Следующие две недели молоко из Лиможа употреблялось с пирожными…

 

Машины Фантомаса: Citroen DS.

 

     Помимо съедобных трофеев также стали приноситься в ночное время на территорию цирка запчасти для автомобилей, собранные в хламовых кучах возле гаражей, обноски и предметы домашнего быта. К середине осени, кажется, все участники оркестра выходили на сборку-разборку цирка в найденных на помойках штиблетах (взамен развалившихся от интенсивной работы) и верхней одежде, также ранее принадлежавшей кому-то из местных жителей.

     В общем, на французских помойках найти можно было почти всё. Вот только вино не попадалось. Французы-алкоголики предпочитали выпивать его сами, без посторонней помощи.

 

Дороги

      О дорогах Франции можно говорить долго, поскольку наколесили мы там не одну тысячу километров и насмотрелись немало.  По сравнению с нашим убожеством это действительно верх совершенства. В основном строительством дорог занимаются бывшие угнетённые нации из Африки. Не раз нам доводилось наблюдать этот процесс, проходящий почти без перекуров и ожиданий подвоза асфальта по полдня. На мощную песчаную подушку укладывается сразу шесть слоёв асфальтобетона. Учитывается крен на поворотах и прочие мелочи. Новые дороги строятся вроде бы круглосуточно, а вот ремонт дорожного покрытия в городах происходит только по ночам, дабы не мешать движению транспорта.

     Существуют трассы международного значения (E), национального (N) и вроде как бы районного (D). D – это значит Департамент. Есть, конечно, просёлочные грунтовые, только они покрыты не пылью или жидкой грязью, как у нас, а мелкими камешками, вроде гальки. Громе грунтовых, все остальные раскрашены очень чёткой разметкой, белая полоса идёт не только по середине, но и очень хорошо показывает края асфальтового покрытия. Ночью это очень удобно – меньше шансов зацепить правыми колёсами обочину. На перекрёстках светофоры имеют дублирующие фонари меньшего размера, расположенные ниже основных, и развёрнутые под неким углом к направлению движения. Если, допустим, водитель по каким-то причинам проскочил стоп-линию, и не видит основной светофор, то он может руководствоваться указаниями дублирующего, направленного прямо ему в кабину. Но вообще-то там за стоп-линию редко кто заезжает. И на красный свет там не трогаются.

     Вообще культура вождения очень здорово отличается от нашей. То есть от нашего бескультурья. Если пешеход ступил ногой на проезжую часть под соответствующим знаком – всё! Весь транспорт – замри! То есть пешеход, там где положено, имеет не формально-условное преимущество, а реальное. Если же он будет переходить улицу где попало – собьют не сбавляя скорости. Всё по закону. Если ты не пропустил пешехода, в глазах населения это выглядит примерно как ограбление банка или захват самолёта…

     Ладно, пешеходов надо любить, это ещё нам Ильф и Петров завещали, но ведь водители  там и коллег пропускают. Тех, кто со двора или переулка пытается вырулить на главную дорогу. А чего? Ну, потеряешь ты на этом 3-5 секунд (мы из интереса засекали), ну и что? А человеку приятно… В следующий раз он тебя пропустит. То есть вот та самая взаимная вежливость, о которой так долго говорили большевики… Они говорили, а французы сделали.

     И ещё один моментик: на перекрёстках никто никому не сигналит. Вот зажёгся зелёный, все тронулись, а один стоит – заглох. И тишина кругом, все ждут, все понимают, что автомобиль не просто так стоит, из вредности, а по какой-то технической причине. С каждым может случиться, ничего страшного – подождём. И до этого, и после этого бывали мы за границей, но нигде и никогда ни разу не слышали бибиканья на перекрёстках.

     У нас есть ещё одна беда на дорогах (помимо самих дорог) – открытые люки. Вот французы этого лишены. Все крышки колодцев подземных коммуникаций расположены на тротуарах, можно ездить спокойно.

     Платные дороги по своему основному качеству (именно дороги) ничем не лучше бесплатных. Там просто сопутствующий комфорт другой. В туалетах музыка Моцарта играет и т.д. Хотя такое встречается и на бесплатных трассах. Гораздо больше сопутствующего сервиса: придорожных кафе, ресторанов и гостиниц. А самое главное, что платные дороги не вместо обычных, а идут параллельно им. Есть реальная возможность выбора. Большинство всё-таки ездит на халяву, но даже наши цирковые начальники при всей своей страсти к экономии иногда пользовались платными авторутами, когда время поджимало – там посвободнее…

     Через каждые два километра на обочинах установлены телефоны. Ни круглого диска, ни кнопок на них нет. Просто снимаешь трубку и говоришь, на каком километре тебя постигло несчастье. Приезжают, ремонтируют. Естественно, с появлением сотовой связи эта система зачахла…

     Маленькие магазинчики при АЗС называются бутиками. Непонятно, почему, у нас этим словом стали именовать дорогущие магазины со шмотками. Наверное, произошло то же, что и со словом «шансон». По-ихнему это просто песня. А у нас… Как представишь себе, что мадам Матье воет про постылую Колыму – аж передёргивает…

     Гаишников не видно вообще. Но как только ты чего-нибудь накуролесишь - появляются как из-под земли. Они ездят на обычных ничем не приметных машинах со стандартными номерами, и спокойно наблюдают, ничем не выдавая себя и не нервируя окружающих. А в экстремальных ситуациях мгновенно прилепляют на крышу «мигалку» и включают сирену.

     Ездить можно пьяным в хлам – никто не проверяет. Если ничего не нарушаешь – дуй себе на здоровье. Но уж если совершил аварию, тут тебе припомнят всё… Обычно французы, возвращаясь из гостей в сильном подпитии, сильно не рискуют, километров 40 в час пилят вдоль правого бордюра, иногда даже с включённой «аварийкой». Наш знаменитый шофёр Генка по дороге в Каркасон так напоролся, что еле управлялся с рулём и педалями. На его беду на одном из перекрёстков всех тормозили жандармы. Какая-то акция у них была, мы толком не поняли, но похоже было на поиски террористов или беглых каторжников. Открыли они водительскую дверь, и тут им Мишель вывалился прямо на руки. «О-ля-ля, месье…» Отнесли они его в помещение, положили спать, а Малому сказали, что в таком виде рулить небезопасно, придётся часика два подождать, пока месье шофёр очухается. В назначенное время Генку растолкали, отнесли обратно в кабину и пожелали счастливого пути. Вот такое отношение…

     И ещё французы обожают круговое движение на перекрёстках. В старых городах, где узкие улочки, конечно, на перекрёстках висят светофоры. Но как только ширина улицы позволяет – делают круги. Вообще-то удобно. И электричество экономится. Клумбы внутри кругов в каждом случае исключительно индивидуально оформлены. Помимо обычных в таких случаях цветов и мелкого кустарника нередко попадаются фонтаны, различные серьёзные и прикольные памятники, и даже небольшие рощицы. А уж за городом круговая развязка – самое популярное решение при пересечении трасс.

     Машины… Как мы уже знаем, слово «машин» во французском языке означает паровоз, соответственно «шофёр» - это кочегар. А автомобили там обозначаются по-разному: грузовые – «камион», а легковые – «вуатюр». Ну, автобус – он и есть автобус, тут переводить не надо. Камионов и вуатюров на трассах и в городах нам попадалось много, в основном, конечно французских фирм, хотя и иностранных хватает. Вообще понятия «иномарка» там не существует, всё уже давно настолько переплелось и запуталось, что трудно отделить одно от другого и провести чёткую границу между «своим» и «чужим» автомобилем. Как-то заядлый любитель всяческих подсчётов Лёха взялся от нечего делать считать французские автомобили на дорогах по маркам. Получилось соотношение по фирмам Рено-Пежо-Ситроен как 4:2:1. Впоследствии, прочитав официальные данные, выяснилось, что так оно и есть.

     Нередко на дорогах нам попадались войсковые колонны. Армия совершала свои маневры исключительно на отечественных транспортных средствах. Грузовики для солдат были сделаны на заводах Renault, а на джипах красовалась эмблема Peugeot. Фирма Citroen в производстве армейской техники не участвовала, но производила почтовые и медицинские автомобили, то есть государство своими госзаказами реально поддерживает национальный автопром.

     Кстати, кроме упомянутых автоколонн, армия потомков Бонапарта нередко напоминает о себе неожиданно выскакивающими из-за кромки леса и проносящимися над трассой с жутким рёвом истребителями «Мираж». Тренируются…

     Громадных американских легковых автомобилей никто из нас не видел, кроме одного, встреченного во время кавалькады ещё в самом начале гастролей. Шикарных «роллс-ройсов», «бентли» и «мерседесов» правительственного (а в нашей стране ещё и бандитского) уровня тоже мы не видели. Неужели все скуплены московскими буржуями? Хотя они имеются во Франции, и даже используются, но несколько иным способом – берутся гражданами напрокат, допустим, на один вечер, чтобы прикатить к друзьям в гости и пустить пыль в глаза… Покупать такие корабли никто особого желания не проявляет. Вот взять для краткого выпендрёжа – пожалуйста.

 

Въезд Малого в Париж

      13-го октября, как только оркестр закончил установку слонового стойла и выполз на разведку в город Ватан, Мишкой был обнаружен автомобиль. Точно такой же Форд, документы от которого уже лежали у Лёхи под подушкой. Автомобиль был предложен Михаилу Михайловичу, и продемонстрирован, для чего маэстро был усажен в салон самим директором автосервиса и прокачен по городу. Не подействовало… Не тот масштаб, понимаете ли. Затем оркестранты потолкались возле запертого Музея цирков, сходили гуськом за Михалычем в костёл с целью замолить всевозможные грехи, а ближе к вечеру напились до посинения. Ахмаев с Витальком кубарем вывалились из кушета по лестнице на траву, но, если Виталёк так и остался лежать, то Мишка никак не хотел сдаваться. Сначала Агошке было показано, как правильно вертеть хула-хуп, а потом болгарскому кавалеристу Игнату Игнатову были оказаны услуги в ремонте автобуса, после чего тот стал дымить выхлопной трубой раза в четыре больше.

 

В.Астахов, А.Котляр, В.Васильев.

 

     На берегах сильно обмелевшей главной реки страны – Луары – попался по дороге городок Жьен. И ничем особенным он не зафиксировался бы в памяти наших гастролёров, если б не одно обстоятельство – попался им соотечественник. Дело было так: цирк стал в центре города, но площадь оказалась маловата, и жилую половину разместили неподалёку на набережной. Под мостом. Промаявшись с установкой слонового шатра (из-за ограниченности пространства растяжки пришлось цеплять прямо к памятнику Жанне д’Арк), три богатыря (Опрышко, Котляр и Ахмаев) двинулись к ближайшему супермаркету – за винцом. Взяли «полторашку», сели на скамеечку, и стали любоваться чудесным видом на рыцарский замок, запивая это дело 11-градусным напитком. Торопиться было некуда, представления в этот день почему-то не было, остаток дня был свободным. Мимо дважды проехал на велосипеде некий парень, косясь в сторону пришельцев, потом подкатил и спросил: «Ребята, а вы откуда?» Велосипедист оказался беженцем с Кавказа (чечено-еврейского происхождения) по имени Олег. Ребята объяснили ему, откуда они и зачем сюда приехали, в свою очередь поинтересовавшись, как это он ловко определил их национальную принадлежность. «А кто ж ещё на улице с утра пить будет – ответил Олег, - только русские или поляки. Но поляки пьют из стакана, а если из горла – точно, наши». Знакомство решили обмыть, поэтому товарно-денежный обмен в магазине повторился, и трое путешественников отправились домой к четвёртому члену компании.

     По дороге Олег немного поведал о шикарной жизни тех, кто переметнулся на благословенный Запад. Пособие платят исправно, но регулярно без предупреждения заваливаются с проверкой в апартаменты перебежчика. Если засекут телевизор – больше денег не увидишь. Значит, начал зарабатывать сам.

     Дом оказался многоэтажным бетонным общежитием для перемещённых лиц из определённых стран с неопределёнными занятиями. Чемурудные французы почему-то привечают у себя всякий сброд, который очень хочет жить в приличной стране, но совершенно не хочет работать. Отчасти это отголоски холодной войны, когда они там радостно принимали всякого, кто объявлял себя несчастной жертвой кровавого режима, что больше похоже на просто глупость и незнание истинного положения дел. Но вот тем не менее факт такой есть – страна наводнена бездельниками из бывших африканских колоний (некоторые, как уже отмечалось, хотя бы укладывают асфальт) и стран Востока. Ещё к тому же местные парламентарии, переусердствовав в покаяниях перед бывшими колонизированными народами, напринимали законов, согласно которым иммигранты получили права чуть ли не гораздо большие, чем коренные жители. Например, идёшь ты по улице, а навстречу – негр. Он тебя по морде - хлоп! Это он так выражает многовековую ненависть к белым угнетателям, засевшую в нём генетически и впитанную с молоком прапрабабушки. И его надо понять. Он – жертва колониализма. А ты ему в ответ по морде не моги – пойдёшь в тюрягу за расизм. Ну, да ладно, оставим французам их разборки с неграми и цыганами, и продолжим рассказ о встрече с соплеменником.

     Через весь этаж тянулся длинный коридор с множеством дверей по обе стороны. В начале коридора была дверь на общую кухню, в конце находились душ и туалет. Трио цирковых виртуозов совершило краткую экскурсию по этажу, заглянув в комнату Олега, и отправилось на кухню, где новым собутыльником уже чистилась картошка. Во время дружеской попойки на кухню неоднократно заглядывали арабы из соседних помещений, улыбались и подмигивали. К полуночи наши собутыльники повалились спать в камере Олега, имевшей размер вагонного купе. Двое легли на кровати, а ещё два бревна валялись до утра на полу. Места как раз хватало.

     Утром арабы озабоченно показывали друг другу кучу пустых бутылок на кухне, бурно обсуждали невиданное доселе происшествие, и говорили русскому соседу: «Олег, от такой дозы умирают!». Цирковые гости только ухмылялись в ответ собираясь восвояси. Олег пообещал вечером посетить цирк, а недельку спустя ещё раз зайти в балаган, но уже в Париже.

     В цирке была паника. Михалыч с товарищами бегал кругами и причитал, что вечером сорвётся представление. Кристоф по просьбе маэстро сообщил в полицию. Французские ажаны в отличие от русских ментов моментально пообещали принять самые решительные меры по розыску пропавших иностранцев. На этом отличия закончились. Искать беглецов никто и не думал. Получив лёгкий втык от дирекции, искатели приключений опохмелились и приступили к работе.

 

Оркестр со звукооператором Исмаилом.

 

     Следующие два городка были отработаны без особых приключений. А 20 октября цирк Amar, пардон, уже Les Kino’s въехал в столицу Франции. Расположились мы в парке (мы его так называли, хотя официально этот огромный зелёный участок именуется Венсенским лесом), за окружной дорогой. Только не надо думать, что нас определили в какую-то ссылку – там окружная дорога далеко не по самому краю города проложена. В пяти минутах ходьбы от парка была станция метро. В парке была интересная штука – что-то вроде детского автодрома. Улицы, перекрёстки, светофоры, разметка, пешеходные переходы – всё как полагается, только уменьшенного размера. И автомобильчики соответствующие. Детишек регулярно туда приводили и натаскивали по правилам движения. Немудрено, что у них годам к 16-ти каждый водит машину без проблем. И не надо взятки давать гаишникам на экзаменах.

     Наступила передышка в плане сборки-разборки передвижного дурдома. Поставили слоновник и три недели кроме музыкальных инструментов ничего в руки не брали. Как раз к Парижу польские умельцы под руководством Жана изготовили полуавтоматическую сцену для нас. Взяли прицеп-фургон, нахитроумили там по мере сил, в результате получился форганг для артистов с одеждой сцены, спрятанной внутри звуковой аппаратурой и площадкой для оркестра наверху. Прикасаться к столь сложному устройству нам не доверили (мы только устанавливали тяжеленную лестницу, оставшуюся от старой оркестровки), но и без работы не оставили – взамен нам поручили ответственное дело: ставить заборы вокруг цирка.

     Первые три дня нашего нахождения в столице Франции шёл непрекращающийся дождь. Естественно, все эти дни оркестр беспробудно пьянствовал. Бегали только в обнаруженный неподалёку спальный район, где в дешёвом супермарше брали вино и закуску. Называлось это мероприятие «Въезд Малого в Париж», ибо к тому моменту Вова уже забросил свою схему «пиво по вторникам и пятницам», и налёг на это дело более плотно. Без выходных. Тут как раз объявился Олег из Жьена и присоединился к туристам, усиленно разглядывающим долгожданный Париж из окон своих каморок. Потом добрый Лёха уступил пьяному Олегу свою кровать, наивно полагая, что это на одну ночь… Неделю пианист ютился в камере №2 и спал с Ахмаевым, пока Олег, наевшись и напившись за счёт оркестра, вдруг не исчез, прихватив у Опрышки «в долг» 50 франков. Ради объективности отметим, что Олег научил музыкантов проникать в метро без билета. Ещё он объяснил, как договариваться с неграми, чтобы они украли в любом магазине приглянувшуюся вещь. Освобождённые жертвы колониальной политики делают это виртуозно. Не воруются только швейцарские часы и золото. Всё украденное отдаётся заказчику ровно за полцены. Найти этих молодцов можно напротив входа в магазин. Для успокоения читателей сообщаем – мы этими услугами не пользовались.

 

Париж днём

     О представлениях в Париже рассказывать особенно нечего. Работали как обычно, только присоединились к нам румыны с номером на подкидных досках. Да ещё Паскаль доставал ежедневными регулировками звука, не имея опыта в этом деле, поскольку Исмаил уехал к себе в Марокко покупать очередную рабыню для гарема, а в осветителях числился одинокий Бумбарак. Разве только вот «шоу тракторов» малость позабавило. Дирекция цирка на каких-то условиях предоставила шапито для аукциона сельхозтехники, и оркестр принимал активное участие, сидя наверху и задыхаясь от выхлопов солярки. Маэстро только что приобрёл себе автомобиль и по этому поводу здорово назюзился. Кристоф с Жаном даже поднялись наверх посмотреть как это дирижёр в таком состоянии ухитряется не свалиться с балкона вниз, качали головой и недоумённо переглядывались. Поняв причину, они прониклись сочувствием и наказывать не стали.

     А вот о красотах Парижа стоит рассказать поподробнее. Иногда мы мотались всем составом, иногда мелкими группами. Были и одиночные вылазки. Самыми активными и любознательными оказались Лёха и Филя. Михалыч бродил по Парижу со средней активностью, поскольку надо было держать марку бывалого путешественника, уже побывавшего здесь много лет назад. Малый по большей части пропадал в одиночку, Ахмай с Витальком больше интересовались материальными ценностями, а Толян храпел на раскладушке. В районе Дефанс, известном ещё как «город будущего» побывал только Филимон. Почти весь оркестр был выведен экскурсоводом Олегом на осмотр Центра Ж.Помпиду, но сооружение оказалось на ремонте, поэтому разглядывание оригинального здания проходило только с внешней стороны. Так же в массовом порядке были совершены первые вылазки в сторону центра пешком через площадь Бастилии, и в западную часть города (туда пошли по наущению маэстро в поисках некоего «Блошиного рынка»). Впоследствии прогулки по указанным маршрутам совершались уже в одиночку или попарно. Кстати, рынка с блохами так и не нашли, но в указанном направлении обнаружился базар с преобладанием арабских продавцов, предлагавших помимо прочего совершенно негодную радиоаппаратуру. Подобные подгоревшие радиоприёмники и магнитофоны мы раньше находили на помойках совершенно бесплатно.

 

Париж.  А.Котляр.

 

     На Елисейских полях впервые было обнаружено такое чудо, как живая статуя. Загримированный во всё белое мужик принимал различные позы и заманивал с ним сфотографироваться за денежку. Позже подобные мумии были найдены на Монмартре и ещё где-то… Странствующих и торчащих в подземных переходах музыкантов, вопреки ожиданиям, было не так много. Художники кучковались в районе базилики Сакре-Кёр. Цены у них не соответствовали нашим зарплатам, поэтому портреты заказаны не были.

     Парочка Лёха-Филя как-то удосужилась отыскать кладбище Пер-Лашез, о котором больше всего было известно, что там расстреляли парижских коммунаров. Оказалось, что там и без того немало интересного. Могилы и склепы художников, писателей и композиторов с мировым именем чередовались с усыпальницами политических деятелей и русских князей.

 

Кладбище Пер-Лашез. Могила Ф.Шопена.

 

     Виталёк с Лёхой как-то отправились в район площади Конкорд по совету цирковых поляков, тоже накупивших французских машин. Требовалось найти страховую контору, занимающуюся этим вопросом. Офис нашёлся довольно быстро, внутри оказались шеф конторы (француз) и его жена (полячка). Через час, напоённые чаем и кофе автовладельцы покинули заведение, унося в карманах двухнедельные страховки на автомобили. Естественно, решено было это дело обмыть. Купили картонный литр вина и уселись в скверике неподалёку от Гранд Опера. По мере выпивания жидкости стал усиливаться некий шум. Поначалу решили, что это в голове. Но через некоторое время шум конкретизировался и приобрёл ясную форму шагов множества людей и выкрикиваемых лозунгов. А потом показались и сами человеки. Владельцы автостраховок застыли с открытыми ртами – по улице Капуцинов маршировала с речёвками толпа фашистов. Всё, как положено, со знамёнами и кривыми крестами… Вокруг суетились полицейские, то ли охраняя прохожих от фашистов, то ли самих гитлеровцев от толпы. Зябко передёрнув плечами, наши герои поспешили к станции метро.

     И ещё чуть-чуть политики. Мы как раз попали в Париж в канун 80-летия Октябрьской революции, о чём неожиданно вспомнили, наткнувшись на листовку с изображением тов. Ленина. Такие плакаты попадались нам не единожды. Праздничные мероприятия, согласно этим афишам, должны были проходить где-то неподалёку, но загруженность работой, походами по историческим местам и дегустацией вина не позволили нам принять участие в знакомых с детства торжествах.

     Коллективного похода на Эйфелеву башню не было. Ходили мелкими группами и поодиночке. Страдавший от принятого накануне Лёха из жадности взял билет на лифт только со второго этажа на третий. А  если учесть, что там первый этаж соответствует примерно 18-му в обычном жилом доме, то можно себе представить его мучения на подъёме. Через каждые десять ступеней он хватался за перила, прижимался в сторону, пропуская мимо себя таких же скупердяев и бормотал: «И что ж я маленький не сдох…» В качестве реванша за тяжкие муки было решено плюнуть с самого верха на головы французов. Не вышло. Смотровая площадка на третьем этаже была застеклена, поскольку дураков в мире ещё хватает.

 

Париж.  А.Котляр у Триумфальной арки.

 

     На самую высокую точку Парижа – Монмартр – ходили коллективно, дивились красоте и удивлялись, что город (а он оттуда как на ладони) совершенно не обезображен небоскрёбами, если не считать круглой башни возле вокзала Монпарнас. Высотные здания, конечно, в Париже есть, но они стоят где-то за кольцевой дорогой и совсем не видны из центра.

     Был посещён один интересный объект: что-то вроде выставки достижений… Не знаем уж, какого там хозяйства. Скорее просто науки и техники. Детишки там аж визжат от восторга, да и мы ходили разинув рты. Там были и снимки из космоса африканских городов в пустыне, и образцы «умного» металла, запоминающего свою первоначальную форму, и обсерватория. Особенно запомнились действующие миниатюрные модели заводского конвейера и чего-то вроде шахты. Многократное увеличение структуры дерева, камня, металла при помощи электронного микроскопа тоже произвело впечатление. В общем, там много чудес, даже подводную лодку ухитрились притащить…

 

Париж.  Выставка.

 

     Говорят, самое красивое метро – в Стокгольме, там некоторые станции вырублены прямо в гранитных пещерах. Не знаем, не видели пока. А вот парижская подземка выглядит по сравнению, скажем, с самарской не очень эффектно… Привычных нам эскалаторов нигде нет; оно, как и повсюду в Европе, проложено под проезжей частью улиц на небольшой глубине, так что два-три десятка ступенек хватает для спуска в подземелье.  Система оплаты и прохода на станцию довольно легко преодолевается бесплатно. Узкие коридоры отделаны кафелем мутного оттенка. Местное хулиганьё, конечно же, использует пустую поверхность для тренировки в остроумии – всё исписано краской. Спускаясь вниз, надо внимательнее поглядывать на таблички с указаниями: если сразу не повернёшь в нужную сторону, потом уже вернуться на нужное направление очень длинно и трудно. Перрон довольно унылый и освещён слабо. В вагонах есть особенность – дверь изнутри надо открывать самому. Поначалу мы растерянно озирались, когда поезд останавливался и продолжал стоять с закрытыми дверями, не выпуская нас на свободу.  В метро, так же, как и на поверхности, валяются пьяные бомжи с собаками.

 

Париж ночью

      Ночью тоже интересно.

     После окончания представлений (это около 12 часов ночи), как правило, никто сразу не заваливался на нары. Принято было малость побродить по ночному Парижу, любуясь рекламой, вдыхая аромат жареных каштанов и вздрагивая от проносящихся любителей мотоциклетного спорта.

     Обычная достопримечательность всех мегаполисов – проститутки – почему-то больше попадалась нашим путешественникам как раз не ночью, а днём. И именно в то время, когда позарез надо было найти музыкальный магазин.

     Вообще у них с торговлей почти та же история, что и у итальянцев: в обед всё население наливает в желудок стакана по два вина и заваливается спать. Как в пионерлагере – тихий час. По-ихнему сиеста. По воскресеньям торговать – ни боже мой! Святое время. Так что запасаться жратвой надо посреди недели. И по ночам они себя торговлей не утруждают, в отличие от граждан Востока. Ночью торгуют арабы в небольших магазинчиках, где можно много чего найти. Ну, наши-то поиски особым разнообразием не отличались. Разве только размерами бутылок и цветом содержимого.

     А ещё ночью больше шансов вляпаться. Прямо в это самое. Они там обожают собак больше, чем нас. И вот какая штука интересная: в Бангкоке полным полно бродячих псов, но никаких куч, оставленных ими, не наблюдается. Здесь же все собачки ухоженные, нарядные, прогуливают их на поводках, есть специальные площадочки с песком, предназначенные для справления собачьей нужды. Даже знаки в городе поставлены, указывающие, где четвероногому другу можно этим заниматься… И результат – кучи говна на тротуарах. Если смотреть под ноги – не увидишь красот Парижа, а если любоваться шедеврами архитектуры – вернёшься домой весь в говне.

     Разговорились как-то с одним местным возле ночного арабского магазинчика, где были приобретены бананы для закусывания водки. Разговор попеременно касался разных тем: искусства, религии, национальных обычаев и т.д. Выяснилось, например, что среди молодёжи немало атеистов, что выходцы из Африки совсем оборзели, а «символ Франции» Мирей Матье совершенно не популярна на родине и всё время торчит с концертами в Германии. Вытрезвители в Париже, оказывается, тоже есть. Подобранного на улице любителя алкоголя привозят в заведение, прислоняют к стенке, и приводят в чувство мощной струёй воды из пожарного шланга.

     Вообще-то ночное время использовалось музыкантами для полюбившихся прогулок по помойкам. Тащили всё, что можно: запчасти к машинам, жратву, одежду, телевизоры… Каким-то образом однажды Виталёк и Лёха, отяжелевшие от вина, ухитрились проникнуть с телевизором в метро, чтобы сократить путь до цирка. Из одного богатого района Котляр и Опрышко принесли совершенно новую женскую шубу, одуряюще пахнущую духами.

 

Париж. Центр Жоржа Помпиду. 

М.Носов, А.Котляр, Олег из Жьена, В.Астахов.

 

     Малому удалось разыскать русский ресторан, где, естественно, его угостили водкой.

     Пианист бродил в одиночку по ночному Парижу недели две. Потом перестал. Причиной тому явилось отнюдь не пресыщение красотами города, а травма руки. Травму наш неуёмный искатель приключений получил в районе площади Бастилии от двух лиц арабского происхождения, принявших дозу какой-то марихуаны или как там ещё эта дрянь называется. Наркоманам почему-то померещилось, что именно Лёха свистнул у них сумку, пока они ловили кайф от своего зелья. Сначала был произведён удар обрезком водопроводной трубы (хорошо, что не по башке, а руку спасла от раздробления толстая куртка), а потом предъявлены претензии. Затем, повнимательнее вглядевшись в наполовину парализованного человека, обокраденные арабы пришли к выводу, что малость обознались («тот тоже был белый человек с бородой, но без кепки»), и добивать поверженного противника не стали.  Стресс от пережитого приключения покалеченный клавишник снял ударной дозой коньяка.

     Айн момент, мы упустили подробности приобретения третьего автомобиля. Телегу Михалычу сосватал фокусник из нашего цирка, месье Ги Боски (в просторечии – горбатый). Маэстро как-то упустил из виду профессию артиста, а зря. Утвердительно тряся головой, осеняя себя крестным знамением и прижимая руки к грудям, фокусник уверил Михалыча, что двигатель имеет самый что ни на есть требуемый объём 1,6 литра (больше нам было нельзя по таможенным законам). Окружающие, конечно, посомневались, глядя на размеры автокорабля, но спорить не стали. Маэстро повторил путь Лёхи и Виталька по оформлению страховки после того, как месье Боски получил в награду за труды пачку сигарет. Затем детище концерна Renault было отправлено на временное хранение в загородный дом директора цирка, а Михалыч побежал за коньяком. Дальнейшее уже известно.

     Если погода не позволяла совершать ночные прогулки, то главком Михалыч с начштаба Лёхой садились прокладывать по карте маршрут предстоящего возвращения домой на собственном транспорте. Планы строились довольно смелые, но поляки иногда их корректировали, рассказывая о творящихся по дороге ужасах.

     Выбирались из Парижа мы рано утром, чтобы огромная автоколонна с наименьшими потерями могла вырулить на загородную трассу. Но произошла непредвиденная заминка. У жены полудурка Сильвана пропал кот. Весь цирк был брошен по Венсенскому лесу на поиски. Через два часа плюнули и уехали. Кстати сказать, что на следующий день опухшая от рыданий кошковладелица вернулась в Париж и нашла своё лохматое сокровище.

 

Нормандия

      Из городу Парижу мы рванули на север. Первый город Понт Одмер запомнился тем, что начались ночные заморозки. Сие явление природы оркестранты сразу же ощутили на собственных задницах, спросонья выходя из своих ночлежек на обледеневшие лестницы. Сначала слышался шум падающего тела, потом некие слова, не числящиеся в официальных франко-русских словарях. Самое обидное было то, что все жертвы были трезвыми.

     В Нормандии наиболее ярко выражена общефранцузская позеленелость камней, независимо от их нахождения просто в природном состоянии или будучи использованными при строительстве домов. Ощущение такое, что находишься в бескрайнем заплесневевшем погребе.

     Ландшафт выровнялся, горы исчезли, вокруг были зелёные или чёрные поля, цирк обычно загоняли куда-то на окраину города, настроение после Парижа у всех было одинаковое – скорей бы домой… Но приключения продолжались.

     У Малого пьянство вступило в наивысшую фазу – круглосуточную без выходных. В вино он стал вливать спирту побольше, при этом жаловался, что его «не кладёт», и бродил по кушету чуть ли не до утра. В Понт Адмере он перепутал вошедшего домой с улицы своего соседа с негром (!) и дал ему в глаз. Контуженный и обиженный Лёха не разговаривал дня два. А через неделю, когда цирк переместился в Больбек, и больше места ему не нашлось, кроме как в большой карьерной яме, с Вовой совсем стало худо. Утром он твёрдо решил бросить пить и не стал похмеляться. Через час его скрутило судорогой, и насмерть перепуганный Лёха позвал соседей. Опрышко остался караулить скрюченного саксофониста, а Лёха с Филей ринулись к хозяину слона. Мистер Джеймс мгновенно оценил ситуацию и выписал лекарство – стакан самогона (у него мама где-то в Бельгии занималась этим делом). Самогон оказал своё живительное действие, но опасность редицива оставалась. Поэтому двое гонцов опять ринулись на поиски целебной (в данном случае!) жидкости. На их беду было воскресенье. В барах категорически отказывались давать пойло «на вынос», опасаясь проблем с полицией. Всё-таки где-то далеко в городе был найден арабский магазин, и вечернее представление состоялось с участием всего оркестра.

     Через неделю цирк выполз на северное побережье – в Гавр. Гражданином Опрышко была высказана идея сходить в порт и найти русский корабль. Для чего? А чтоб спросить у наших моряков буханку чёрного хлеба. Не видя особой нужды в поедании ржаного продукта, лабухи всё-таки поплелись за Толиком в порт, скорее просто из интереса и от нечего делать. Порт оказался огромным и содержал на своей территории множество брошенных гаек, винтов и шурупов, которые постепенно перекочевали в карманы музыкантов. Шлялись мы там долго, огромных танкеров и сухогрузов насмотрелись вдоволь, но отечественного корабля не нашли. Пришлось опять закусывать не по-русски.

 

Гавр.  В порту.

 

     Вообще центр города понравился, оригинальные какие-то фонтаны, скверы, некий отслуживший корабль загнали в расположенный среди улиц водоём… Недалеко от цирка нашлись сразу несколько музыкальных магазинов. Продавец одного из них, узнав, что у русских музыкантов не карточки, а наличные деньги, тут же стал предлагать скидки до 40%. Туго у них, видать, с натуральными деньгами. Только он умолял не приносить ему эти ненавистные доллары, только франки: «А то был тут один морячок. Представляете, я ему и гитару, и усилитель прямо в порт к трапу корабля по заказу привёз – а он мне доллары суёт! Экое хамство!» Можно было бы, конечно, приобрести у этого месье кое-что из музыкального хлама, если бы не купленные уже автомобили…

 

Гавр. А.Котляр.

 

     При покидании Гавра у Толика случился какой-то взбрык, и он напрочь отказался управлять автотранспортом. Сел с кем-то в кабину в качестве пассажира и укатил. Ездивший с Толяном Лёха остался не у дел. Поскольку первая колонна уже уехала, начальство определило озирающемуся посреди площади пианисту временное занятие: караулить легковой «ситроен», у которого навернулся двигатель. Ближе к обеду машину всё-таки удалось завести, и она своим ходом доползла до автомобильной свалки, где только Лёха спохватился, что за полдня не наковырял с неё запчастей. Потом все оставшиеся в Гавре артисты и обслуга завалились к директору в домик (трёхкомнатный!) на колёсах, где супруга хозяина накормила всех гороховым супом. Дезире подмигнул Лёхе и, показывая на тарелку, негромко сказал «Festival musique»… У них, оказывается, такие же ассоциации по поводу последствий употребления гороха, как и у нас.

     Когда хозяйка налила всем по стакану вина, пианист подумал, что будем ночевать здесь, а утром тронемся. Ни фига не угадал. Через полчаса вторая колонна ринулась догонять первую. По дороге ненадолго попали в полосу выпадения мокрого снега, отчего французы пришли в восторг. Довольно-таки поздно приехали в уже знакомый Блуа. На следующий день Виталёк забрал свою машину и начал тренироваться в езде, а Малый посетил уже известный нам магазин напротив цирка.

     Города Ножен и Роморантен имели на своей территории красивые замки, отстоящие, правда, от цирка на приличном расстоянии. Ежевечерне собиралась компания из Опрышки, Лёхи и примкнувшего к ним Михалыча, они брали спирт и закуску (последнее время пристрастились к салу), и отправлялись к замку. Там устраивали посиделки, любовались природной и рукотворной красотой, и пропускали по маленькой.

     Откуда-то из этих городков пришлось съездить в некое заведение для проставления визы в паспортах. Никто ничего не понял, но, как оказалось впоследствии, визы нам сделали выездные, т.е. действительные только для того, чтобы покинуть страну через аэропорт по прямому рейсу Париж-Москва, без соприкосновения с другими государствами Европы.

     В городах уже начинали готовиться к Рождеству. Гирлянды, шары, ёлочные игрушки – всё как у нас. Отличие заключалось в искусственных ёлках, искусственном снеге и коврах, положенных на асфальт перед каждым подъездом или входом в магазин. А ещё, конечно, погода – почти постоянно моросил мелкий противный дождик… Помимо омерзительной погоды настроение напоследок подпортил месье Джеймс. Приспичило ему заказать новые полы для своего слона, и оркестр в один прекрасный день поехал их получать с некоего деревообрабатывающего предприятия. Если старые уже были немного вытерты ногами Колонеля Джо и были таким образом несколько облегчены, то новые оказались ещё раза в полтора тяжелее. Джеймс оценил тяжкий труд виртуозов по достоинству – дал на сигареты.

 

Сборы в обратный путь

      Лёха помимо основной работы нашёл себе ещё халтуру. Прицепился к нему итальянский артист, имевший тут целый семейный подряд. Кроме него самого в представлении (каждый со своим номером) принимали участие его жена и двое сыновей. Так вот этому итальяшке понадобилась музыка. Лёхе предстояло имевшуюся у артистов музыку перевести с обычных нот в компьютерный вариант MIDI и сделать фонограммы. Поторговавшись, договорились на 1200 франков, чего как раз должно было хватить на бензин до Пензы. Работа началась ещё до Парижа, а как раз с пребывания в Нормандии пианист начал сдавать заказчику готовую продукцию. Сдавал специально не всю сразу, а частями, поскольку при каждом посещении жилища итальянца Лёха угощался различными напитками, преимущественно виски. У сеньора Антонио обнаружился странный глобус: на всей территории России было означено всего четыре города – Москва, Петербург, Владивосток и Пенза.

     Город Ля Рош-сюр-Йон. Административный центр Вандеи. 40 км от побережья Атлантического океана. А если в другую сторону 40 км отмотать – будет уже известный нам Лез Эрбье, где стоит-дожидается нового хозяина чудо автомобилестроения под названием «форд-орион». Съездили, забрали. Лёхе надо было срочно восстанавливать утраченные навыки вождения, чем он и занимался все оставшиеся дни, крутясь вокруг памятника Наполеону под присмотром инструкторов Ахмаева и Опрышко.

     Завершающим пунктом гастролей значился Месси. Здесь по случаю окончания сезона граждане Ахмаев и Котляр на двоих выпили 10 литров вина, но тем не менее Лёха взялся вести машину в другой город самостоятельно. Конечно, не сразу, а поспав немного. При выезде Михалыч сразу же слегка протаранил на своём железном коне директорский грузовик. В дороге колонна рассыпалась и растерялась. Лёха случайно обнаружил фургон Жана и пристроился за ним, громко матерясь по адресу водителя идущей впереди машины. И было отчего: директор гнал технику на предельно допустимой скорости по кишащему автомобилями шоссе, нимало не заботясь о том, что неопытный ведомый у него совершенно не знает дороги, и отстать ему никак нельзя – заблудится.

     В Шелле целый день ушёл на утрамбовывание барахла в недра машин. Не занятые в мероприятии Филимон с Малым гуляли по городу, приобретая последние сувениры, а Опрышко наладился посещать бар. К ночи просевшие на амортизаторах ниже всяких норм подержанные автомобили выстроились в ряд, а Михалыч окончательно утвердил маршрут возвращения на Родину. Внутренние зеркала заднего вида оказались не у дел, поскольку вторые ряды сидений во всех машинах были завалены до потолка.

     Был утверждён походный ордер. Первой машиной в колонне ставился лёхин «форд» с неожиданным пассажиром – Збышек просил подбросить его до Польши, обещая взамен свою помощь в качестве штурмана. В кильватер ему должен был плыть корабль Михалыча, а замыкали процессию Виталёк с Мишкой на «мазде». Рано утром попрощались с остающимися коллегами и тронулись.

 

Расставание. Уртадо, Агошка, А.Котляр, Игнатов, Джеймс.

 

     Малый, Филя и Толян ещё денёк потоптались в этом пригороде Парижа, а потом двинулись на вокзал. Выступления Малого в питейных заведениях с аттракционом «выпивание стакана водки в один присест» закончились. Разместившись в вагоне, успокоились и закурили… А зря. Нервотрёпка вовсе не закончилась. Во время обратного путешествия по Европе их трижды снимали с поездов и допрашивали в полициях разных государств, требуя объяснить неразбериху с визами. Конечно, до России они добрались, но не обошлось без потерь: Опрышко ухитрился где-то забыть сумку с самыми ценными французскими приобретениями.

 

Дорога домой (часть первая)

      Французская территория была покорена к вечеру. Задержки в пути, конечно, были, но не очень серьёзные. У головной машины прохудилось колесо, пришлось заехать в автосервис, а потом принявший на грудь штурман прозевал поворот, поэтому колонна была вынуждена поплутать по деревням, выбираясь опять на трассу. Вообще Збышек исполнял обязанности навигатора не очень успешно, потому как вино постоянно клонило его в сон. Во второй половине дня после сделанного Лёхе со стороны Ахмаева внушения («Ну, ты, Шумахер, мы долго так плестись будем?!»), флагманский автомобиль увеличил скорость.

     На границе опять свернули малость не туда. В результате вместо Германии оказались в Бельгии. Причём попали на автостраду, с которой съехать не было никакой возможности, и развернуться было негде. Можно было только останавливаться, чем моментально и воспользовался штурман Збигнев Пержальский, поменявший французские франки на бельгийские, и накупивший тут же на них вина. Вся дорога по пути к столице была ярко освещена жёлтыми противотуманными фонарями, хотя белая пелена всё равно никуда не девалась и висела над автострадой, нервируя путешественников. Часа через полтора распугивая многочисленных зайцев въехали в Брюссель. Покрыв Збышека последними словами, Ахмаев, как самый опытный водитель, развернул по очереди в жуткой уличной тесноте все три машины, и репатрианты ринулись искать правильную дорогу.

     Заночевали (сидя, естественно) где-то на въезде в Германию. С рассветом двинулись дальше, совершенно не выспавшись. Климат потихоньку начал меняться в сторону приближения к нашему, стал попадаться снег. Особенно это проявлялось в горах, где из-за разреженного воздуха моторы тянули несколько хуже. В гористой местности случилась первая поломка: на лёхиной машине полетела печка. Умелец Ахмаев кое-как починил, но вскоре она опять отказала. Можно было бы приткнуться в какой-нибудь автосервис, но торопящиеся домой Виталёк и Мишка были категорически против потери времени на такую ерунду. Пришлось ехать с открытым окном, чтобы предотвратить запотевание лобового стекла.

     В районе Рурской промышленной зоны долго не удавалось съехать на обочину и передохнуть. Города были нанизаны на трассу один за другим безо всякого интервала. В Кёльне опять заблудились. Полиглот Михалыч пытался вступить в контакт с местным населением, но его не поняли. Лёха написал название следующего населённого пункта на бумажке и тыкал его в нос каждому притормозившему у перекрёстка водителю. Он него тоже все отворачивались, считая, по-видимому, что он хочет доехать туда автостопом, то есть на халяву. В конце концов поехали наугад – оказалось, что правильно.

     Где-то на выезде растерялись. По выработанной системе оповещения, если кто-то хотел подать знак остановиться впереди идущей машине, он должен был поморгать дальним светом. Если наоборот (идущему следом) – похлопать слегка по тормозной педали, чтобы заморгали огни стоп-сигнала. Вот одним из таких приёмов (дальним светом) Михалыч и сообщил Лёхе, что третьей машины нет - отстала. Пришлось вставать на автостраде, рискуя нарваться на неприятности с полицией, и ждать… Ждали больше часа. Ну, понятное дело, в третьей машине сидели два «знатока» иностранных языков, к тому же столь сильно торопящихся домой, что смотреть на знаки им было совершенно некогда – только вперёд!

     Получив внушение от издёргавшихся Михалыча и Лёхи (Збышек безмятежно дрых в обнимку с бутылкой), торопливые участники авторалли заняли своё место в арьергарде колонны. К вечеру второго дня пути подкатили к германо-польской границе. И тут началось…

     Тощенький офицерик с косой чёлкой и чаплинскими усиками (хорошо ещё, что блондин, а то на ночь глядя мог ведь и напугать до смерти!) лаял: «Где есть германский виза?!» и требовал открывайт мащин для контроль. Затем четверых подозреваемых отвели в некое подобие тюрьмы. До утра не выпускали даже в ватерклозет, заставляя писать объяснения по поводу незаконного нахождения на территории Германии, и периодически водя соучастников на допросы. Перепуганные гастролёры в своих показаниях валили всё на раздолбаев-французов, хотя в душе понимали, что подставила их соотечественница Тамара. Поздним утром вручили всем какие-то решения мифического суда о будущем взыскании штрафов, и выгнали на хрен. Озябший Збышек околачивался всё это время на улице – у него аусвайс был в порядке.

     До обеда стояли в очереди на КПП, затем тронулись дальше. Километрах в ста от границы находился городок, в котором жил Збышек. Но не надо забывать, что германские дороги кончились, а начались польские, по сравнению с которыми пензенские ухабы – взлётная полоса аэродрома. Просёлок Польши – это вообще тихий ужас. Там, где проехать вообще практически нельзя, ставятся знаки «неровная дорога», что как бы подразумевает, что до этого всё было нормально. Плюс ко всему Збышек окончательно одурел от пьянства и несколько раз указывал неверную дорогу. В общем, в его родно място мы въехали уже вечером 23 декабря.

     Раньше тут располагалась войсковая часть Северной группы войск, что и объясняло знание Збышеком русских матерных выражений и армейских анекдотов. В квартире Збигнева путешественники познакомились с его папой, помылись и выпили водочки. Затем сходили в соседний дом к расквартированным там перегонщикам автомобилей и получили информацию о том, что через братскую Белоруссию гнать транспорт никак нельзя – можно остаться без копейки. Пришлось корректировать план Михалыча и разворачиваться в сторону небратской Украины.

     Первая половина следующего дня прошла в осмотре и ремонте стальных коней. Некий друг-сосед Збышека оказался не слишком ярым католиком и не начал ещё отмечать Рождество. А посему открыл свою автомастерскую и помог в ремонте фордовской печки. После обеда облобызались со Збышеком и поехали. Дорога пошла на юг, в сторону Кракова. Трижды пришлось иметь дело с полицией. Сначала оштрафовали за невключённые днём фары. Второй раз претензии были направлены против Михалыча, потому, что у него взамен перегоревшей белой лампочки была вкручена жёлтая. С испугу Михалыч вместо 10-долларовой бумажки сунул обалдевшему от счастья полицаю стодолларовую. А когда стемнело, польские гаишники прицепились к французским номерам на машинах. С этой бригадой вымогателей расплачивались вином.

     К вечеру Лёха начал клевать носом и проситься передохнуть, на что никак не получал согласия замыкающего экипажа. «Вот проедем Краков – поспим» - отвечали ему. Перед вторым по величине городом Польши последний раз заправились местным бензином. На выезде из Кракова всё и случилось. Оттеснённый в хвост колонны, измученный бессонницей и потерявший реакцию пианист оркестра не заметил, что асфальт стал покрываться льдом и нажал тормозную педаль не так крепко, как хотелось бы. В результате его «форд» лишился двух фар и всего остального, что там у машины обычно спереди находится. Удар пришёлся в корму дирижёрского крейсера, который только слегка колыхнулся на волнах, но остался даже непоцарапанным. Ко всему прочему на часах было уже полпервого ночи, начинался день 25 декабря, когда владельцу «ориона» должно было стукнуть ровно 40 лет. Вот и подарочек к юбилею…

     До утра товарищи говорили Лёхе утешительные слова, которые Ахмаев подкреплял делом, то бишь посильным исправлением повреждений автомобиля. Оказалось, что машина пострадала не так уж серьёзно, ехать было можно, но нахмуренный Виталёк прикинул, что с разбитыми фарами сильно уменьшается возможность гнать ночью, поэтому надо было что-то решать. Тащиться вместе с покалеченным товарищем или… Михалыч, кстати, находился в стадии почти полного морально-физического истощения и ждал момента прибытия автоколонны в Львов, где его должен был сменить зять, вызванный по такому случаю из Пензы.

     Перед границей стояли в очереди двое суток. Как только стемнело, началась какая-то суета вдоль нескончаемой вереницы машин. Вскоре к нашим страдальцам подошли некие личности и на чистом русском объявили, что эта дорога платная. Оплата взималась в долларах и немецких марках. Поскольку ни того ни другого у нас не было, предложили франки. Бандиты поморщились, но взяли. Лёха попытался сбить цену, мол, машина не новая, да ещё разбитая, но услышав в ответ: «Щас перевернём – вообще никакой не будет» (как только начались препирательства, из леса показались фигуры с пулемётами), отдал требуемую сумму. На вопрос о каких-либо расписках или иных гарантиях от повторной оплаты, лесные разбойники сказали пароль, который следует произносить в экстренных ситуациях, и растворились в темноте.

 

Дорога домой (часть вторая)

      После прохождения КПП и уплаты всех положенных и неположенных поборов три драндулета с французскими номерами очутились в независимой Украине. При подъезде ко Львову остановились у поста ДАI (Державна автоiнспекция), чтобы получить липовую справку об отсутствии на складе транзитных номеров, в связи с чем можно было бы продолжать движение с французскими. Михалыч укатил с ментами на львовский вокзал встречать зятя, а Ахмаев взялся прилаживать на место бампер от его «рено», который дирижёру кто-то оторвал в темноте во время толкучки перед границей. Вернулся маэстро только к вечеру. Без зятя. Родственник оказался не на высоте и вместо Львова покатил в другой населённый пункт. Пришлось Михалычу собрать все немногочисленные остатки сил и залезть опять на водительское место.

     На выездном перекрёстке из Львова лёхин «форд» заглох. Взвинтившие сами себя до предела рассказами о вездесущих бандитах, Виталёк с Мишкой ударили по газам и ушли в отрыв, даже не глянув на указатели. «Форд» завёлся через пять секунд, но тут чего-то заело у Михалыча. Сориентировавшись, Лёха крикнул дирижёру, чтобы ждал его здесь, а сам ринулся с разбитыми фарами в ночную погоню. Догнать беглецов было непросто, но всё-таки они не успели достигнуть Белоруссии, куда по собственной дури так отчаянно рвались. Отматерив ошалевших гонщиков, Лёха повлёк их за собой назад к Михалычу.

     На дорогах была грязь, зима почти не ощущалась. Колдобины были заполнены водой и какой глубины перед тобой яма, можно было только догадываться. Моросил дождик, видимость была поганая. Вот тут-то, на перегоне Львов-Ровно и произошло событие, о котором потом не один год вспоминали наши герои, гадая о причинах и последствиях. Остановили нас разгневанные даiшники и давай орать, что кто-то из троих ехал с дальним светом, ослепляя встречные машины. Уговоры не помогали, пахло не то крупным штрафом, не то изъятием прав. И вот тут у Мишки сдали нервы, он послал двух спутников неприличными словами по известному адресу, хлопнул дверью и укатил с Витальком в сторону Ровно, назначив рандеву «на посту ГАИ».

     Обиженные Михалыч и Лёха поплелись следом. Один с испорченными фарами, другой с ослабленным зрением. Напоминаем, что дело было в период самых коротких дней в году. Начавшуюся было истерику у Михалыча, перешедшую в предложение бросить эти колымаги во дворе Львовского цирка и добраться до Пензы на поезде Лёха сумел прекратить, и уговорил ехать хотя бы по 50 километров в день. Успокоившись, маэстро довёл свой корабль до въезда в Ровно и бросил якорь. Переночевав у въездного пункта ДАI (Виталёк с Мишкой, по их словам в это время спали на выездном пункте), и не обнаружив нигде поутру своих недавних спутников, двое оставшихся автомобилистов двинулись дальше. Предварительно пришлось потратить значительные усилия по реанимированию замёрзшего за ночь лёхиного коня – сдох аккумулятор.

     После блуждания по улицам Киева и выползания в степь окунулись в густой туман. Помножив явление природы на тех. состояние головной машины получим результат: потерю ещё одних суток. Ползти вслепую приходилось иногда со скоростью пешеходов, только по звуку уворачиваясь от встречных грузовиков. Измучившись тянуть и толкать лёхин автомобиль, который после Киева вообще не заводился самостоятельно, Михалыч съездил куда-то за мастером. Заплывший жиром хохол прикрутил жидкими проволочками «новый» аккумулятор за 50 долларов, попутно маэстро лишился втрое больших денег за выправление небольшой вмятины на капоте.

     Виталёк с Мишаней к тому моменту уже катили по российским просторам. Их тоже промурыжили на украинско-русской границе полсуток за упорное нежелание давать мзду таможенникам. А Лёха с Михалычем всё надеялись их догнать… На том же КПП между Харьковом и Белгородом отстающие поинтересовались, не видел ли кто сине-зелёную «мазду» с двумя седоками. Оказалось, что видели, но давно. Заплатив выкуп таможне, погранцам и неким блюстителям экологии, наши герои оказались на белгородской земле, где обрели неожиданных попутчиков. Курсант местной школы милиции с молодой женой попросил подвезти до Тамбова, пообещав взамен улаживать возможные конфликты с гаишниками. Сам он сел в первую машину, супруга же поместилась в более комфортабельном «рено» Михалыча.

     Торжественный въезд в Воронеж получился не очень удачным. Сначала возле поста ГИБДД повалил дым из-под капота «форда», Гаишники дружно кинулись тушить пожар, причиной которому являлся хохляцкий аккумулятор с сопливыми проволочными контактами и замкнувшая их грязная вода. А потом тот же автомобиль крепко сел брюхом на железнодорожные рельсы. При содействии попутчика-мента машину лихорадочно спихнули, ибо столкновение с тепловозом как-то не было запланировано в программе путешествия. Из Воронежа выезжали вечером 30-го декабря. К тому моменту Миша и Виталик уже двое суток валялись дома на диванах. Что в связи с этим обстоятельством испытывали родственники Михалыча и Лёхи не поддаётся описанию…

     Путь от Воронежа на Тамбов оказался перекрытым шлагбаумом, вдоль которого прохаживался толстый нетрезвый гаишник с автоматом. Оказалось, что это новая платная дорога. Забегая вперёд скажем, что со стороны Тамбова ничего такого не было, то есть платили только автомобилисты выезжающие из Воронежа. Интересное дело… После переговоров «нашего» курсанта с гаишником шлагбаум поднялся, открывая дорогу. Сначала было очень ровно и гладко, напоминая европейский уровень укладки асфальта. Потом стало как-то подозрительно уж больно гладко…

     Лёд. И никто опять не заметил, когда он начался. Увлечённый разговором с ментом Лёха понял, что разогнался слишком быстро (аж до 60 км в час!) и стал потихоньку притормаживать. Отставший в этот момент Михал Михалыч решил наоборот сократить дистанцию, но увидел вспыхнувшие рубиновым светом стоп-сигналы идущей впереди машины. И повинуясь инстинкту резко вдавил тормозную педаль в пол…

     «Рено» развернуло кормой вперёд, выбросило на встречную полосу, и когда глянувший в зеркало милиционер заорал: «Стой! Твой старый хрыч мою жену угробил!», машина дирижёра уже лежала на левом боку в овраге. Спас глубокий снег, автомобиль не помялся, и никто из людей не пострадал. Но вытащить из сугроба машину не решились даже водители двух остановившихся по такому случаю «КамАЗов». Пораскинув мозгами, водитель и пассажир «форда» поползли по направлению к мерцающим вдалеке огням деревни. Выручила милицейская форма. После стука в ворота и требования «Открывай, милиция!» был извлечён на воздух испуганный тракторист, и, получив на бутылку, моментально выволок своей «Беларусью» михалычеву машину на асфальт.

     Дальше до самой Пензы особых происшествий не было. Высадили попутчиков у Центрального почтамта Тамбова, оттуда же, собрав по карманам всю мелочь, Михалыч позвонил домой для успокоения родственников, и часа в три пополудни машины выехали на последний участок ралли. Возле развилки на Кирсанов ещё раз их ошкурили гаишники (хотели за превышение скорости, а получилось за отсутствие аптечки) и часов в десять вечера 31 декабря 1997 года злоключения длиной в пять тысяч километров закончились.

 

Краткий эпилог

       Директор цирка был полон решимости уволить Ахмаева за оставление товарищей в бедственном положении. Михалыч и Лёха, подавив свои обиды, заступились за Мишку, и он остался в цирке, правда директор поставил условие: больше никогда и никуда его в загранпоездки не брать. Интересно, что про Виталька вообще никто не заикнулся. Малый после поездки ещё немножко попил, но для отчёта к директору явился вполне отвечающим требованиям приличия. Филимон осел в Москве и в цирк больше не вернулся.

      Кстати, телевизоры, которые проехали от Парижа до Пензы, и за которые, как за лишний груз, было немало заплачено таможенникам, оказались неспособными работать в местных условиях. Пришлось выкинуть…

     Но покорение нашими героями Европы на этом не закончилось! Об этом в следующих книгах.

 Июль 2011г.